Юлия Колесникова - Колыбельные для Волчицы

Ставни скрипели, и дождь моросил.
Ветер по крышам гулял.
Свет он в прихожей в ту ночь не гасил,
Словно бы все уже знал…

Я целовала (не глядя) в висок
И подбирала слова…
Шелковый мой теребил поясок —
«Там зеленее трава?..»

Больше меня ни о чем не спросил
И не просил ничего.
Ставни скрипели, и дождь моросил
Только уже без него…

Наутро «Прости» смс-кой скинул.
Наутро в глаза посмотреть не мог.
Дрожащей рукой дробью выстрелил в спину.
А знаешь… Лучше бы пулей в лоб!

Отчаянно хочется, нет, не выпить – напиться!
И выкричать, выхаркать все, отчего не спится.
А я ведь тебе говорила – мы разные птицы —
Не будет у нас одного на двоих гнезда…

Ты рвался ко мне сквозь прокуренный выцветший город
В морозы за тридцать и в зной (даже если под сорок).
И только когда поменял на ладонях узоры,
Вдруг вспомнил, что там у тебя своя борозда:

Что там и очаг, и обед… И обет до гроба!
Что мы торопились/что мы опоздали оба!

А знаешь… писать это смысла-то нет особого…
И вот что, ты тоже, пожалуй, уже сюда не пиши!

Ты отпечатался у меня на сетчатке ожогом.
По телу прошел разрядом… болевым шоком.
Запястья сжимал крепко. Маневры. Штопор.
Ступор…
Еще что там?

Сердце вдруг перестало умещаться в грудной клетке.
Тело, как глина, податливо. Простыни утром – слепки
С ночи горячей и душной. Глухи и слепы,
Мы возвратимся утром в квартиры-склепы.

Вовремя ведь сбежали – не увязли по локоть!
Я буду выть в подушку и тушь, как копоть,
Мазать по скулам. Нервно в ладоши хлопать,
Ритм отбивая музыки, все же не попадая в такт…

И я становлюсь вдруг злая и «не своя»…
И не способна на разные чудеса.
Маяк, ужаснувшийся тьме, – разве это маяк?
А если родные, то разные полюса

Не слишком ли, чтобы, двигаясь, не мешать,
И чтоб ненароком вмиг не разбить мечту?
Мой метод дыхания – попросту не дышать —
Ты сам задушил во мне живущую, ту,

Которая хоть с обрыва, когда не с ней…
Ты кто в своей чертовой сказке – Акела? Каа?
Не можешь быть рядом, тогда приходи и…
И тут ты звонишь, и в трубке твое: «Ты как?..»

И он позвонит и протянет: «Я без тебя устал!»
«Сдаюсь», мол, «повержен, а думал, что нервы – сталь…
Сейчас я приеду, останусь здесь лет до ста!» —
Бросай скорей трубку – спасайся, пока не поздно!

Он станет тебя уверять, что полгода не спал,
Что понял и осознал, другим человеком стал,
А ты… Ты такая, что только на пьедестал,
И как он теперь для тебя достанет все звезды!

И «ласковую такую (полсвета хоть обойду)
Я больше нигде/никогда/ни за что не найду»,
Что «ты мне – на счастье, а я тебе был на беду,
Но теперь все в прошлом!»

И ты вдруг уставишься в точку на потолке,
Пытаясь понять, как он стал для тебя никем,
И что ты была с ним, как будто бы манекен,
И как это было пошло…

И как-то отпустит сразу – порвется нить,
В мгновенье расхочется в чем-то его винить.
И ты, конечно, не станешь уже ему говорить,
Зачем вас свел Бог и что выбрала имя дочке.

До хрипоты, до немоты
Сжимает горло.
Куда ни глянь – повсюду ты:
В пейзажах горных,

Во взгляде на лесной ручей,
В лесных лощинах,
И тысячами мелочей —
В других мужчинах.

Я выпрямляюсь в полный рост
И даже выше…
Разрыва смысл предельно прост —
Хотелось выжить.

И пусть сейчас до немоты
Сжимает горло —
Мой выбор, что б ни думал ты,
Остался твердым!

Раз не пишется – не пиши,
Плети обереги, оборачивайся волчицей,
А оно придет, оно обязательно постучится —
Вот тогда будет вовремя. Бросай все, навстречу спеши.

Разводи костры. Закрывай глаза, не выпускай перо.
Всем телом впитывай, запоминай, выливай на бумагу, празднуй.
Был до этого день, а может, месяц, хмельной и праздный,
А теперь все давно, далеко, неважно. Его ребро…

Разве ты только это? Под звуки шаманских бубнов
Вспоминай, как кружились звезды пчелиным роем,
Как планеты дотанцевали и встали строем.
Вспоминай и рассказывай голосами оживших духов.