Александр Твардовский - Василий Тёркин

— то все это в тот момент так и было: глава эта напечатана во фронтовой газете 23 декабря 1942 г. В этом смысле поэма настолько оперативна, что обгоняет даже сама себя и собственную славу, в себе самой упоминается как поэма («Жили, «Теркина» читали…») и Теркин присутствует в ней не только как герой действительности, но и как герой произведения, приобретшего популярность задолго до своего завершения.

«Слово о полку Игореве», «Война и мир» создавались много времени спустя после изображенных в них битв. Твардовский же шел по горячим следам войны. «Книга про бойца» беспримерным образом рождалась на поле боя, на позициях войны, одновременно с ней, и была закончена вместе с ее окончанием. В этом — непреходящее преимущество Твардовского перед каким угодно талантом, берущимся за военную тему спустя десятилетия. Об этом он с полным основанием говорит в кульминационной главе «На Днепре»:

Это придает особую цену поэме А. Твардовского как непреходящему литературному памятнику своей эпохи, который в этом смысле не может быть превзойден.

Благодаря этому своему качеству, от которого и с течением времени при восприятии поэмы мы не можем отвлечься, — своей исключительной современности, полной синхронности с изображаемым ходом войны, — произведение Твардовского выполняло беспримерную функцию, не сравнимую с судьбой какого бы то ни было другого литературного шедевра: оно основательно послужило войне непосредственно на полях сражений, находилось на вооружении нашей армии, формируя сознание тружеников войны; ободряя их, поддерживая их доблесть, помогая мужественно переносить все трудности, смертельные опасности и невзгоды. Недаром сказано в самом начале поэмы: «Дорог Теркин на войне».

«Теркин» Твардовского, таким образом, буквально сражался в этой войне.

При всем этом «Книга про бойца» — произведение настоящей, большой литературы, глубоко осмысляющее действительность.

О Великой Отечественной войне уже в ее ходе написаны сотни (а может быть и тысячи) различных произведений разнообразных жанров. Но большая их часть забылась вместе с окончанием войны. О поэме Твардовского пишет критик Ю. Г. Буртин: «Сегодня, через много лет после войны — и каких лет! — в ней нельзя найти буквально ни одной строки, которую хотелось бы пропустить или исправить. Далеко не каждая книга выдерживает проверку временем столь блистательно! Более того, лучшие современные книги о войне наследуют и развивают именно «теркинские» традиции демократизма, человечности и правды». 74

Всё написанное Твардовским поражает оригинальностью, поэтической свободой, — читаешь ли хрестоматийные «Ленин и печник», «Рассказ танкиста» или лирические стихотворения последних лет жизни.

Творческая свобода — необходимейшее условие и одновременно свойство поэзии Твардовского. «Писал не свободно, — признается он сам себе в 1942 г. по поводу одного заказанного стихотворения, — т. е. так свободно, когда имеешь в виду только читателя и правду, а здесь полубессознательно приходит некий грубый контроль над каждым словом. И рождается полубессознательная же боязнь «залезать». Остается одно желание написать хорошо, а этого, как известно, очень мало, это даже плохо». 75

Внутренняя свобода, естественность поэтической речи, без каких бы то ни было натяжек, фальши, без отказа от своей творческой индивидуальности — одно из самых сильных и стойких ощущений от «Василия Теркина» и поэзии Твардовского вообще. Это ощущение было знакомо уже первым читателям «Страны Муравии». К. М. Симонов вспоминает: «Он не обращался к стихам, чтобы рассказать ими о жизни; он обращался к жизни стихами, и делал это так, словно только так и можно было это сделать. Словно никак ловчее и точнее, чем стихами, и невозможно изложить все, к чему бы он ни обращался». 76

С этим связано замечательное свойство произведения Твардовского — его необыкновенная, покоряющая правдивость. Принципиальная позиция поэта состояла в том, что нет и не должно быть в литературе тем невозможных, «запретных», немыслимых. Все, что есть в жизни, может и должно получить отражение и в искусстве, а в годы войны, ставившей людей лицом к лицу со смертью, в этом тем более была прямо-таки насущная необходимость. В неполноте изображения, в недостатке жизненной глубины и правды, в робкой оглядке («что можно, что нельзя») усматривал Твардовский губительный для литературы изъян и тяжкий грех недоверия к читателю, лишающий книгу воздействия на его душу. Не в иллюстрировании уже выдвинутых положений, а в честном и смелом выступлении с партийных позиций со своими наблюдениями, соображениями и выводами видел автор «Василия Теркина» единственно правильное и плодотворное осуществление принципа партийности и ответственности литературы.

Этой позиции, в сущности, Твардовский держался всегда, а не только в поэмах «За далью даль» и «Теркин на том свете». Она и принесла поэту настоящий литературный успех. Уже в «Стране Муравии» жизнь воплотилась во всем ее кипении и со всей сложностью. Все темы — желанные и нежеланные — находят свое естественное для серьезной литературы художественное воплощение в стихотворениях, поэмах, в рассказах и очерках Твардовского.

Все это тем более относится к произведению о таком сложном, противоречивом, героическом и одновременно жестоком явлении, как война, да еще такая невиданная в истории по своим масштабам и жертвам, как Великая Отечественная. «Если не ошибаюсь, Суворову принадлежат слова о том, — говорит Твардовский, — что солдат гордится не только своими подвигами в бою, но и теми лишениями, что он перенес на походе». 77Лукаво сглаживая противоречия, умалчивая о трудностях и лишениях, писатель, по убеждению Твардовского, ущемляет законное горделивое чувство человека, прошедшего сквозь войну.

В самом начале «Книги про бойца» не случайно помещена поэтическая декларация жизненной необходимости «правды сущей» — этого главного эстетического принципа А. Твардовского: