Александр Вертинский - Собрание стихотворений

Буду петь по ночам псалом,

Закажу себе туфли к фраку…

Ничего. Как-нибудь проживем.

Все окончилось так нормально,

Так логичен и прост конец:

Вы сказали, что нынче в спальню

Не приносят с собой сердец.

1918

Это бред. Это сон. Это снится…

Это прошлого сладкий дурман.

Это Юности Белая Птица,

Улетевшая в серый туман…

Вы в гимназии. Церковь. Суббота.

Хор так звонко, весенне поет…

Вы уже влюблены, и кого-то

Ваше сердце взволнованно ждет.

И когда золотые лампады

Кто-то гасит усталой рукой,

От высокой церковной ограды

Он один провожает домой.

И весной и любовью волнуем,

Ваши руки холодные жмет.

О, как сладко отдать поцелуям

Свой застенчивый девичий рот!

А потом у разлапистой ели,

Убежав с бокового крыльца,

С ним качаться в саду на качели —

Без конца, без конца, без конца…

Это бред! Это сон! Это снится!

Это юности сладкий обман!

Это лучшая в книге страница,

Начинавшая жизни роман!

Дни бегут все быстрей и короче,

И уже в кабаках пятый год

С иностранцами целые ночи

Вы танцуете пьяный фокстрот.

Беспокойные жадные руки

И насмешка презрительных губ,

А оркестром раздавлены, — звуки

Выползают, как змеи, из труб.

В барабан свое сердце засунуть —

Пусть его растерзает фокстрот!

О, как бешено хочется плюнуть

В этот нагло смеющийся рот!

И под дикий напев людоедов,

С деревянною маской лица,

Вы качаетесь в ритме соседа

Без конца, без конца, без конца…

Это бред! Это сон! Это снится!

Это чей-то жестокий обман!

Это Вам подменили страницы

И испортили нежный роман!

1937

Мы читаем Шницлера. Бредим мы маркизами.

Осень мы проводим с мамой в Туапсе.

Девочка с привычками, девочка с капризами,

Девочка не «как-нибудь», а не так, как все.

Мы никем не поняты и разочарованы.

Нас считают маленькой и теснят во всем.

И хотя мы мамою не очень избалованы,

Все же мы умеем поставить на своем.

Из-за нас страдают здесь очень-очень многие.

Летом в Евпатории был такой момент,

Что Володя Кустиков принял грамм цикория.

Правда, он в гимназии, но почти студент.

Платьица короткие вызывают страстные

Споры до истерики с бонной и мама.

Эти бонны кроткие — сволочи ужасные.

Нет от них спасения. Хуже, чем чума!

Вечно неприятности. Не дают возможности,

Заставляют волосы распускать, как хвост.

Что это, от глупости иль от осторожности?

А кузен Сереженька все острит, прохвост!

Он и бонна рыжая целый день сопутствуют.

Ходишь, как по ниточке, — воробей в плену!..

Девочка с капризами, я Вам так сочувствую.

Вашу жизнь тяжелую я один пойму!

Строили дети город новый

Из морских голубых камней.

Догорал над ними закат лиловый,

Замирал в лесу соловей.

И один сказал: «Мы тут вал нароем,

Никого не допустим к нам —

Ни людей, ни зверей, и дома построим

Мы для тех, кто без пап и мам!

А другой ответил: «Нас очень много,

Этот город нам будет мал.

А давайте мы лучше попросим Бога,

Чтобы он нас к себе забрал.

Мы из солнца костер разведем над небом,

Будем шапкой луну тушить

И Большую Медведицу черным хлебом

Будем мы по ночам кормить.

Там есть ангелы. Вроде как люди, но- птицы.

Пусть они нас научат летать…»

«А ты знаешь, что там надо много молиться,

А когда же мы будем играть?»

Это третий сказал. И добавил строго:

«Этим ангелам я не рад.

Вот они мне уже оторвали ногу —

Бомбу бросили с неба в ребят…»

Они замолчали. Умолк в печали,

Захлебнувшись от слез соловей.

И, шипя как змеи, волны смывали

Недостроенный город детей…

1946

Я знаю, Джимми, Вы б хотели быть пиратом,

Но в наше время это невозможно.

Вам хочется командовать фрегатом,

Носить ботфорты, плащ, кольцо с агатом,

Вам жизни хочется отважной и тревожной.

Вам хочется бродить по океанам

И грабить шхуны, бриги и фелуки,

Подставить грудь ветрам и ураганам,

Стать знаменитым черным капитаном

И на борту стоять, скрестивши гордо руки…

Но, к сожалению… Вы мальчик при буфете

На мирном пароходе «Гватемале».

На триста лет мы с Вами опоздали,

И сказок больше нет на этом скучном свете.

Вас обижает мэтр за допитый коктейль,

Бьет повар за пропавшие бисквиты.

Что эти мелочи, когда мечты разбиты,

Когда в двенадцать лет уже в глазах печаль!

Я знаю, Джимми, если б были Вы пиратом,

Вы б их повесили однажды на рассвете

На первой мочте Вашего фрегата…

Но вот звонок, и Вас зовут куда-то…

Прощайте, Джимми, — сказок нет на свете!

1934

Средиземное море, пароход «Теофиль Готье»

Сколько вычурных поз,

Сколько сломанных роз,

Сколько мук, и проклятий, и слез!

Как сияют венцы!

Как банальны концы!

Как мы все в наших чувствах глупцы!

А любовь — это яд.

А любовь — это ад,

Где сердца наши вечно горят.

Но дни бегут,

Как уходит весной вода,

Дни бегут,

Унося за собой года.

Время лечит людей,

И от всех этих дней

Остается тоска одна,

И со мною всегда она.

Но зато, разлюбя,

Столько чувств загубя,

Как потом мы жалеем себя!

Как нам стыдно за ложь,

За сердечную дрожь,

И какой носим в сердце мы нож!

Никому не понять,

Никому не сказать,

Остается застыть и молчать.

А… дни бегут,

Как уходит весной вода,

Дни бегут,

Унося за собой года.

Время лечит людей,

И от всех этих дней

Остается тоска одна,

И со мною всегда она…

1932

У меня завелись ангелята,

Завелись среди белого дня!

Все, над чем я смеялся когда-то,

Все теперь восхищает меня!

Жил я шумно и весело — каюсь,

Но жена все к рукам прибрала.

Совершенно со мной не считаясь,

Мне двух дочек она родила.

Я был против. Начнутся пеленки…

Для чего свою жизнь осложнять?

Но залезли мне в сердце девчонки,

Как котята в чужую кровать!

И теперь, с новым смыслом и целью

Я, как птица, гнездо свое вью

И порою над их колыбелью

Сам себе удивленно пою:

«Доченьки, доченьки, доченьки мои!

Где ж вы, мои ноченьки, где вы, соловьи?»

Вырастут доченьки, доченьки мои…

Будут у них ноченьки, будут соловьи!

Много русского солнца и света

Будет в жизни дочурок моих.

И, что самое главное, это

То, что Родина будет у них!

Будет дом. Будет много игрушек,

Мы на елку повесим звезду…

Я каких-нибудь добрых старушек

Специально для них заведу!

Чтобы песни им русские пели,

Чтобы сказки ночами плели,