Виссарион Саянов - Стихотворения и поэмы

Откашлялся… медленно дышит,
Глаза закрывая на миг…
«Но все-таки кто же напишет
Со временем книгу из книг,
Подробное повествованье,
Что жизнь ему в радость была,
Что горе свое и страданье
Он сжег, улыбаясь, дотла?

О будущем думайте чаще,
Склонясь над страницей своей…
Ведь книга учителем счастья
Должна быть всегда для людей.

И, с рабскою выдумкой споря,
Должна она к людям нести
Не пошлую проповедь горя,
А счастье большого пути».

Вдруг дверь отворяется. Входит,
Сутулясь, высокий старик.
Он комнату взглядом обводит,
К столу он идет напрямик.

Лицо его узкое в шрамах,
Как в метках былого пути.
От глаз его, странно упрямых,
Так трудно глаза отвести.

«А ваше лицо мне знакомо,—
Откашлявшись, Горький сказал.—
Кто нас познакомил?
Заломов?»

— «Нет, раньше я вас не встречал.
Я должен был встретиться с вами
Давно, но тогда не пришлось…
Прошел я, гремя кандалами,
Все царские тюрьмы насквозь».

Он руку, задумавшись, поднял
И молча подходит к окну.

«Поведать хочу вам сегодня
Я давнюю повесть одну.
Напомню про годы былые…»

Привычным движеньем руки
В массивной оправе, большие
Старик надевает очки.
С нежданной улыбкой во взгляде,
Поставивши стул пред собой,
Странички из школьной тетради
Листает могучей рукой.

«Не выкинешь слова из песни…
Сейчас… погодите… найду…
А дело то связано с Пресней,
Случилось же в пятом году…
Опять меня радость былая
К товарищам старым ведет…»

«Я в пятом году в Николаев
Пришел на „французский“ завод.

Массовки литейного цеха…
К нам шлют делегатов войска…

Я вскорости в Питер поехал —
Вручили мне явку в ЦК.

В Финляндии Ленина встретил,
С ним долго беседовать смог,
И встречи заветные эти
С тех дней в своем сердце сберег.

Да, было загадано много…
Но вновь Николаев зовет,
На юг побежала дорога,
На старый „французский“ завод.

Немало я взял поручений —
Москва-то была по пути,—
Вручил мне записочку Ленин:
Просил ее к вам занести.

Мороз фонари над мостами
Снежком опушил в синеве…
Я думал:
как встретиться с вами?
Что ждет меня завтра в Москве?

И только я вышел с вокзала,
Услышал далекий раскат:
Москва на рассвете восстала,
Знамена над Пресней горят.

А в Пресне, у старого сада,
Жил друг мой по юным годам.
К нему поначалу бы надо,
Оттуда — с запискою — к вам.

Не скоро добрался до Пресни.
В тумане мерцают штыки.
Чем был тогда ваш „Буревестник“ —
Вам могут сказать старики.

Кто песню о нем не запомнил?
Везде Буревестника тень…
Сверкал отражением молний
В снегах разгоревшийся день.

Тревога! В огне баррикада!
Убитый товарищ упал.
Я встал, не задумавшись, рядом,
Ружье из руки его взял.

Снаряды протяжно завыли…
Плывет предрассветная муть…
Был ранен тогда я навылет
Жандармскою пулею в грудь.

Фуражка с кокардою близко…
Я спичкою чиркнул и сжег
В зеленом конверте записку, —
Закон конспирации строг.

Очнулся в тюремном халате.
На мокром полу я лежал.
Судили в судебной палате,
Отправили в дальний централ.

Обрушились каторги своды,
Да я не вернулся в Москву —
Пришли партизанские годы…
Теперь же в Приморье живу…

С тех пор много лет миновало —
А всё в моем сердце укор.
Вот шел к вам, волнуясь, с вокзала,
Не знал, как начать разговор, —

Ведь мучит меня и доселе
Моя перед вами вина…»

Замолк. И глаза заблестели…
Какая вокруг тишина…

Казалось, что облако дыма
Сюда донесло с баррикад —

Так явственно, слышимо, зримо
Былых перестрелок раскат.

Иль ветер с пылающих улиц
Сейчас нестерпимо гудел?

Рассказчик склонился, нахмурясь…
Задумавшись, Горький сидел.

Потом взял, помедлив, тетрадку.
Лицо его стало светлей.

Он вслух прочитал по порядку
Всё то, что записано в ней.

За окнами в поле — сиянье,
Прозрачный, трепещущий свет…

«Мне дорого ваше признанье…
Как жаль, что записки той нет…

Но радостно мне, что нежданно
Из дальней приморской земли,
С крутых берегов океана
Сюда вы с тетрадкой пришли.

Бесхитростны записи эти,
Но жгут они душу огнем…
Всего мне дороже на свете
Правдивое слово о нем».

Закат становился пестрее,
И мне показалось: вдали
Крыло Буревестника реет
У самого края земли.

Терялась тропа у обрыва…
Я шел вдоль изгиба реки…
Туман подымался над нивой…
Мигали в лесу огоньки…

Уключины рядом скрипели…
Вдоль берега лодка прошла,
И девушки песню запели
О липах родного села.

И песня летела, как сокол,
Подняв два могучих крыла,
Манила далеко-далеко,
К свершениям новым звала…

Бежала по склонам навстречу
Лесов золотая гряда.
Пылали костры по Заречью.
Как искра, мелькнула звезда.

А Горький стоял на поляне,
Где зло разгорался костер,
Смотрел на плывущий в тумане
Полей подмосковных простор.

Как будто, взойдя по вершине
На самый большой перевал,
Оттуда он взглядом орлиным
Земной окоем озирал.

Душой не старея с годами,
Как в странствиях давнего дня,
Любил он гудящее пламя,
Любил он стихию огня.

Огонь первозданно огромен,
Он сказочной силой богат,
Он в яростном пламени домен,
И он закаляет прокат.

Он в молнии, в отблеске плавок,
Он в солнечных вихрях гудит,
В салютах торжественной славы…

И сердце героя горит!

И память с годами не стынет:
Как будто то было вчера,
Я Горького вижу доныне
В немеркнущем свете костра.

Лицо его строго, и дума
Лежит, как морщина, на нем..
Не слыша окрестного шума,
Он долго следит за огнем.

Бежит по пригоркам дорога,
К другому ведет рубежу…
……………………………
Как в памяти теплится много,
О скольком еще расскажу…