Борис Пастернак - Лирика 30-х годов

Парень стал передо мною,
Тихо тронул козырек:
Если можно, не спешите, —
Я напьюсь еще разок.

И ведро с водой студеной
Ловко снял с руки моей,
— Что же, пейте, — говорю я, —
Только пейте поскорей.

Он напился, распрямился,
Собирается идти:
— Если можно, пожелайте
Мне счастливого пути.

Поклонился на прощанье,
Взялся зá сердце рукой…
Вижу — парень он хороший
И осанистый такой.

И чего — сама не знаю —
Я вздохнула горячо
И сказала почему-то:
— Может, выпьете еще?

Улыбнулся пограничник,
Похвалил мои слова…
Так и пил он у колодца,
Может, час, а может, два.

Тихо в поле, тихо в роще,
Солнце гаснет за рекой.
Не спеша проходит летчик
По дорожке полевой.

Летчик с Дальнего Востока,
Бивший недруга в бою, —
Он приехал издалека
Погостить в родном краю,

Посмотреть на эти хаты,
Где живут его друзья,
На широкие закаты,
На березы у ручья.

Он приехал наглядеться
На поля и на леса
И на все, что помнил с детства
И чего забыть нельзя.

Летчик с Дальнего Востока,
Пограничник боевой —
Он идет во ржи высокой
По дорожке полевой.

И бежит, бежит дорожка,
И горит, горит закат…
Где-то пробует гармошку
Беспокойный музыкант;

Где-то ласково и звонко
Голос девичий запел:
«На родимую сторонку
Ясный сокол прилетел».

Спой мне, спой Прокошина,
Что луга не скошены,
Что луга не скошены,
Стежки не исхожены.
Пусть опять вспомянется
Все, что к сердцу тянется,
Пусть опять почудится
Все, что не забудется:

Сторона далекая,
Хата в два окна,
В поле рожь высокая,
Теплая весна,
Ельники, березняки
И друзья-ровесники…

Под отцовской крышею
Здесь я жил и рос,
Здесь ребячье первое
Слово произнес.
И отсюда в юности
Начал долгий путь,
Чтоб судьбу счастливую
Встретить где-нибудь;

Чтоб свое законное
Место отыскать.
И меня за росстани
Проводила мать.
Обняла, заплакала…
— Ну, сынок, иди!..—
И осталась, бедная,
Где-то позади.
И осталась, горькая,
На закате дня —
Думать и надеяться,
Ожидать меня.

И мне часто чудится,
Что сидит она
И глазами блеклыми
Смотрит из окна,
Смотрит — не покажется ль
Пыль на большаке,
Смотрит — не появится ль
Путник вдалеке.
Может быть, появится,
Может, это я…

И опять мне хочется
В дальние края.
В дальние, смоленские,
К матери родной,
Будто не лежит она
В поле под сосной,
Будто выйдет, старая,
Встретит у ворот
И со мною под вечер
На поля пойдет;
Станет мне рассказывать
Про вчерашний сон,
Про дожди весенние,
Про колхозный лен;

Станет мне показывать
Все места подряд,
Где мальчишкой бегал я
Много лет назад;
Где луга зеленые
Вместе с ней косил
И куда ей завтраки
Я в жнитво носил…

Все опять припомнится,
Встанет предо мной,
Будто не лежит она
В поле под сосной;
Будто теплым вечером
Смотрит из окна,

А кругом — широкая,
Дружная весна…
Спой же, спой, Прокошина,
Что трава не скошена…

Уезжал моряк из дóму,
Стал со мною говорить:
— Разрешите вам на память
Свое сердце подарить.

И, когда я плавать буду
Где-то в дальней стороне,
Хоть разочек, хоть немножко
Погрустите обо мне.

Я ответила шутливо,
Что приятна эта речь,
Но такой большой подарок —
Неизвестно, где беречь.

И к тому ж, товарищ милый,
Разрешите доложить:
Чтобы девушка грустила —
Это надо заслужить.

Он обиделся, наверно,
Попрощался кое-как:
Шутки девичьей не понял
Недогадливый моряк.

И напрасно почтальона
Я встречаю у ворот:
Ничего моряк не пишет,
Даже адреса не шлет.

Мне и горько, и досадно,
И тоска меня взяла,
Что не так ему сказала,
Что неласковой была.

А еще того досадней,
Что на людях и в дому
Все зовут меня морячкой,
Неизвестно почему.

В ясный полдень, на исходе лета,
Шел старик дорогой полевой;
Вырыл вишню молодую где-то
И довольный, нес ее домой.

Он глядел веселыми глазами
На поля, на дальнюю межу
И подумал: «Дай-ка я на память
У дороги вишню посажу.

Пусть растет большая-пребольшая,
Пусть идет и вширь, и в высоту
И, дорогу нашу украшая,
Каждый год купается в цвету.

Путники в тени ее прилягут,
Отдохнут в прохладе, в тишине
И, отведав сочных, спелых ягод,
Может статься, вспомнят обо мне.

А не вспомнят: — экая досада, —
Я об этом вовсе не тужу:
Не хотят — не вспоминай, не надо, —
Все равно я вишню посажу!»

На горе — белым-бела —
Утром вишня расцвела.
Полюбила я парнишку,
А открыться не могла.
Я по улице хожу,
Об одном о нем тужу.
Но ни разу он не спросит,
Что на сердце я ношу.
Только спросит — как живу,
Скоро ль в гости позову…
Не желает он, наверно,
Говорить по существу.
Я одна иду домой,
Вся печаль моя со мной.
Неужели ж мое счастье
Пронесется стороной?

Я песней, как ветром, наполню страну
О том, как товарищ пошел на войну.
Не северный ветер ударил в прибой,
В сухой подорожник, в траву зверобой, —
Прошел он и плакал другой стороной,
Когда мой товарищ прощался со мной.
И песня взлетела. И голос окреп.
Мы старую дружбу ломаем, как хлеб!
И ветер — лавиной, и песня — лавиной…
Тебе — половина, и мне — половина!

Луна словно репа, а звезды — фасоль…
«Спасибо, мамаша, за хлеб и за соль!
Еще тебе, мамка, скажу поновей:
Хорошее дело взрастить сыновей,
Которые тучей сидят за столом,
Которые могут идти напролом.

И вот скоро сокол твой будет вдали,
Ты круче горбушку ему посоли.
Соли астраханскою солью. Она
Для крепких кровей и для хлеба годна.
Чтоб дружбу товарищ пронес по волнам, —
Мы хлеба горбушку — и ту пополам!

Коль ветер — лавиной, и песня — лавиной,
Тебе — половина, и мне — половина!