Борис Пастернак - Лирика 30-х годов

Знаю: так не умею петь я,
Но бессмертнее наша речь.
Отряхнули сосны столетья,
Словно иней,
С колючих плеч.

Над столетьями,
Над валунами,
Над узлами дикой воды
Вознесенный на взгорье нами,
Город наш, словно в небе ты.

Лунной пеной сияют крыши,
Как улыбки, огни легки.
Я иду над рекой и слышу
Силу звонкую той реки,
Что бескрайностью многоцветной,
Несравнимую ни с одной
Жизнь мою
Пронесет победно
Беспокойной крутой волной.

Года идут.
Мы вспоминаем даты
Своих рождений
И чужих смертей.
Ликуют рощи,
Падают закаты
И умирают на руках ветвей.
Года идут.
Двадцать шестой по счету,
Как птица, пролетает шумный май.
Глядят деревья в голубую воду,
Влюбленных к соловьям везет трамвай

Нева качает легкие байдарки,
Из скверов к людям тянутся цветы.
Любимая,
В распахнутые парки
Сегодня не со мною входишь ты.

Я версты мну по праву пешехода, —
Военного похода рядовой.
Я славлю многотрудный день народа,
Твоих друзей,
Поющих над Невой.

Они поют,
И пенная, как пиво,
Заря с балтийской встретится волной.
И кто-нибудь, веселый и красивый,
Тебе шепнет о счастье под луной…

Приемля жизни жесткие порядки,
От полусуточной ходьбы устав,
Я буду спать в брезентовой палатке,
Не жалуясь на воинский устав.

Пускай мне снится дом с высокой
крышей,
В знакомых окнах поздний блеск огня.
Мой современник, русый или рыжий,
Сочувствием встречающий меня.

И если станет правдой на рассвете
Весь этот сон…
Пока тоска остра,
Я вспомню все:
И заполярный ветер,
И сны в лесу,
И сказки у костра.

Суровых рек серебряное пенье,
Пчелиный гуд полуденных аллей…
И под шагами зашипят каменья
Неколебимых боевых путей.

С красноармейской дружбой
на привале,
Куря махорку,
Глядя в облака,
Я не скажу ни слова о печали,
Да будет и тебе судьба легка!

Что эта невеселая разлука?
Дни промелькнут,
Свершится наш поход.
Встречая нас,
Сады протянут руки,
Сверкающие, полные щедрот.

Ни за столом,
Ни на тропинке росной
Я никаких сочувствий не приму,
Пока страны немеркнущие весны
Не изменяют сердцу моему.

Великий город,
Старый Летний сад,
Железное бессмертие оград.
Почти живая строгость фонарей,
Над площадями окна этажей.
Я каждому окну пошлю привет,
Пусть фонари наполнит белый
свет.
Пусть липы словно в первый раз
цветут,
Пусть всех оркестры из квартир
зовут.
Да будет и влюбленным и
седым
Не горек твой неистребимый дым.

Пускай качает лодки их Нева,
Пускай такси их мчат на Острова.

Пускай, войдя в многоголосый круг,
Меня забудет незабвенный друг.

То не беды, —
Людского счастья знак.

Где сосен шум,
Где необъятен мрак,
И я не зря зажгу свой огонек.
И, бормоча созвучья новых строк,
Опять забуду в дальней тишине
Того, кто затоскует обо мне.

То не беды, —
Людского счастья знак.
Весна.
Нева.
Вокзал.
Да будет так!

Мне знакома дорога на Луки,
Край полуденный,
Невель,
Велúж,
Снова встречи мои и разлуки
Вспоминать, словно песни,
велишь.
Вдаль уходит мой поезд
почтовый,
Провожу его легкой тоской.
Еле видно в просветах сосновых,
Как мне спутница машет рукой.

Над озерной погибельной тиной,
Над прибитой померкшей листвой,
Выжидая ли вылет утиный,
Непонятный ли слушая вой,

Я забуду на миг об охоте —
Ни манок не возьму, ни ружье,
Вдруг в дорожном увидев блокноте
Быстрый скошенный почерк ее.

Вот припомни простую осень,
Листья желтые на лету,
Как их ветер метет, уносит,
Торжествуя в старом саду.

Так и я без тоски, без боли,
Просто жизнью делясь с другой,
Вспомню, как мы играли в поле,
Как махала ты мне рукой.

Промелькнувшая
Прядью тонкой
Темно-русых легких волос,
Где-то в детстве поешь
девчонкой…
Замечательная до слез,
Я тебя никогда не встречу,
И до дома не провожу,
На крутые белые плечи
Рук усталых не положу.

Ну, а плечи теперь крутые,
Груди — лебеди,
А глаза
Сероватые,
Молодые
И спокойные, как роса.

Впрочем, я не заплачу, если
Невозвратным потоком лет
Унесло это все,
И песни
Той далекой, как детство, нет.

Может, выцветшая
В покое,
Отбиваясь от мелких дум,
Вдруг услышишь в душе былое,
Как реки отдаленной шум.

Что ж,
Гляди в эти строки…
С тонкой
Темно-русой прядью волос,
Улыбаясь, поет девчонка,
Замечательная до слез.

Здесь я живу,
А где-то ты живешь,
И край мой по-осеннему хорош.

Он весь со мной сегодня заодно:
Однообразно дождь стучит в
окно,
Шумит багровый клен,
Волна шумит,
И кажется — одно их тяготит.

В согласье с ними думы у стогов
Под темными платками облаков.
И даже дым,
Ползущий наземь с крыш,
И приозерный
Гнущийся камыш,
И от ночных костров грязца золы,
И журавли,
Кричащие «курлы»,

И солнце,
Глянувшее невзначай, —
Все шлет тебе
И вторит мне:
«Прощай!»

Листья в овраге
Нашли приют.
Черны от влаги,
Дымятся тут.

А как шептали,
Шумели как!
Их снег завалит
И свяжет мрак.

Так умер лютик
И крик совы…
Так сходят люди
С дорог кривых.

И эти строки —
Мой вольный труд,
Как шум осоки,
Как вы, умрут.

Но то не слава ль?
Да, и она.
Упав под заваль,
спят семена.

Путей других нет,
Лишь с теплых туч
Их гром окликнет,
Обнимет луч.

И ветер дернет, —
Росток, ложись.
Ответят корни
Борьбой за жизнь:

Тот в кость
волчицы,
Тот в пень проник,
Как мы в
страницы
Заветных книг.

И коль сурова
Безмолвьем смерть,
Ты будешь снова,
Листва, шуметь
Ольховой веткой,
Цветком лесным,
Вздохнувшей клеткой,
Иглой сосны.
Так, может, к людям
Приду опять.

О чем мы будем
Тогда мечтать?

Бывает: вспомнится, приснится
Литературный особняк,
Где всяк, спеша за славой,
злится,
А славен далеко не всяк.
Где буквы вбиты в гладь
металла:
«Литфонд»,
«Драмсекция»,
«Группком».
Где от велика и до мала
Всяк с дипломатией знаком.