Федор Сологуб - Том 5. Война. Земля родная. Алый мак. Фимиамы

Бездушная толпа теснилася кругом,
Ругаяся его страдальческому лику,
И молча он, склоненный под крестом,
Внимал их бешеному крику.

Непорочно зачатое Слово
В целомудренном лоне созрело,
Без болезни на свет народилось,
Без греха в тишине возрастало,
Наконец перед миром явилось,
И пошло по лачугам убогим,
По дорогам и рынкам шумливым,
Исцеляло чудесно недуги,
Врачевало душевные раны.

Ополчилась коварная злоба,
И нашёлся предатель Иуда,
И казнили невинное Слово, –
На высоком кресте пригвоздили.
Но воскресло могучее Слово,
И возносится в горние дали
И высоко над миром сияет.

Эта древняя, чудная повесть
На земле повторяется вечно.

Родился сын у бедняка.
В избу вошла старуха злая.
Тряслась костлявая рука,
Седые космы разбирая.

За повитухиной спиной
Старуха к мальчику тянулась,
И вдруг уродливой рукой
Слегка щеки его коснулась.

Шепча невнятные слова,
Она ушла, стуча клюкою.
Никто не понял колдовства.
Прошли года своей чредою, –

Сбылось веленье тайных слов:
На свете встретил он печали,
А счастье, радость и любовь
От знака тёмного бежали.

Оскверняешь ложью
Ты простор полей,
Называешь Божью
Землю ты своей.
Даже гор уступы
Осквернил хулой.
О, какой ты глупый!
О, какой ты злой!

Полон ты желаньем дела,
И на подвиг ты готов.
Пред тобою заалела,
Как заря, твоя любовь.

Что ж, иди, пора приспела,
Только знай, что путь суров.
Много встретишь ты врагов.
Слышишь, злоба зашипела?

Клевета растёт, язвит,
И ничто не защитит
Грудь твою от злого жала.

Жертвуй людям, но не жди,
Чтоб хвала тебя венчала, –
Нет, осмеянный иди.

Весенние воды, что девичьи сны:
В себе отражая улыбки весны,
Шумят и сверкают на солнце оне
  И шепчут: «Спасибо весне!»

Осенние воды – предсмертные сны:
С печальным журчаньем, всегда холодны,
По вязкой земле, напоённой дождём,
  Текут они мутным ручьём.

Молодая вдова о почившем не может, не хочет скорбеть.
Преждевременно дева всё знает, – и счастье её не манит.
Содрогаясь от холода, клянчит старуха и прячет истертую медь.
Побледневший колодник сбежавший в лесу у ручья, отдыхая, лежит.

О любви вдохновенно поёт на подмостках поблекший певец.
Величаво идёт в равнодушной толпе молодая жена.
Что-то в воду упало, – бегут роковые обломки колец.
Одинокая спешная ночь и трудна, и больна.

Кто же ты, где же ты, чаровница моя?
И когда же я встречу тебя, о царица моя?

Восторгом ярким скоротечно
Воспламенён ты, милый друг,
Но верь, пылать не будет вечно
Великодушный твой недуг.

Теперь, пока ты юн, беспечно
И весело глядишь вокруг,
Пылаешь ты простосердечно
И в холоде житейских вьюг.

Но день придёт, душа устанет
И грёзы пылкие проклянет,
Благоразумен станешь ты,

Пойдёшь обычными путями,
И будешь робкими устами
Хвалить томленья Суеты.

Полынь отчаянья на нивах вновь растя,
Дни тёмные над родиной нависли,
А мы, беспечные, играя и шутя,
Помочь голодному грошами собрались ли?

Что мы потратили, безделье золотя,
О том не говори, того не числи.
Молчи, поэт, пугливое дитя!
Какие б горькие в тебе ни зрели мысли,

Их в люди не пускай в одежде резких слов.
Вот медные дожди рассчитанных даров
На стогнах сыплются, нещедры и нелепы.

Смотри на них, свой гнев глубоко затаив, –
Толпы всегда пред истиной свирепы,
А ты, поэт, всегда застенчив и пуглив.

Мутное утро грозит мне в окно,
  В сердце – тревога и лень.
Знаю, – мне грустно провесть суждено
  Этот неласковый день.

Знаю, – с груди захирелой моей
  Коршун тоски не слетит.
Что ж от его беспощадных когтей
  Сердце моё защитит?

Сердце, сбери свои силы, борись!
  Сердце мне шепчет в ответ:
«Силы на мелочь давно разошлись,
  Сил во мне больше и нет!»

Насыщен воздух влагою
И холодом объят,
А капли пара тонкого
С земли в него летят.
Туманами окутана,
Из глаз исчезла даль,
Трава росою плачется
На горькую печаль.

Моя душа подавлена
Великою тоской
И, как мертвящим холодом,
Объята тишиной, –
И впечатленья новые
Мне горько-тяжелы:
Их радость претворяется
В смятенье зыбкой мглы.

Небо бледно-голубое,
Звёзды трепетно мерцают,
Тучки бледною толпою,
Точно призраки, мелькают.
Спит в тумане бледном поле.
Мглой задернулися дали.
Внемля горькой, горькой боли,
Сердце ноет от печали.

  Чайка, предвестница бури,
Вьётся над морем с пронзительным криком,
Тучи сгоняют прозрачность лазури,
Волны хохочут в веселии диком.

  Грусть, как предвестница горя,
Реет над сердцем моим утомлённым.
Думы, как волны сурового моря,
  Тяжко владеют умом полонённым.

Не терпит жизнь помех.
В её русло валить каменья
И преграждать её теченье –
Незамолимый грех.

Чтоб не погибли наши нивы,
Ты хочешь реку обуздать!
О нет, пора бы знать:
Не страшны вольные разливы, –

Внезапны и страшны
Проказы скованной волны!

Между каменных громад
Захирелые берёзы.
На ветвях у них блестят
Бриллиантовые слёзы.

Бледный мальчик к ним пришёл;
Ствол берёзы обнимая,
С нею тихо речь повёл:
«Ах, берёзка дорогая!

Что ты плачешь по утрам?
Что ты ветки опустила?» –
«Не мила столица нам!
Видишь, – пыль нас облепила.

Вот и трудно нам дышать,
Вот и льются наши слёзы.
Нам и солнца не видать!»
И заплакали берёзы.