Федор Сологуб - Том 7. Изборник. Рукописные книги

Среди народных возмущений,
Тебя лишивших всех охран
И выдавших на жертву мщений,
Пришёл насильник и тиран.

Он захватил кормило власти,
Твой жалкий ропот презрел он,
И успокоилися страсти,
И вот уют твой ограждён.

В своём бессилии сознайся,
Не суесловь и не ропщи,
Перед насильем преклоняйся,
Свободы лживой не ищи.

Три девицы спорить стали
О красавце молодом.
«Он влюблён в меня». – «Едва ли!
Чаще к нам он ходит в дом». –

«Ошибаетесь вы обе:
Он со мной в лесу гулял».
Шепчет им старуха: «В нёбе
У него свинец застрял.

Вы б его не сохранили:
Он Далёкую любил.
Из земной докучной были
Он к Невесте поспешил».

Сошла к земле небесная Диана,
И видит: перед ней Эндимион
Лежит, как бы возникший из тумана,
И спит, прекрасен, строен, обнажён.

Она к нему с улыбкой наклонилась.
«Небесный сон безумца посетил,
Но на земле ничто не изменилось,
Ты сон и явь навеки разделил.

Иди опять в пыли земной дороги,
Косней во тьме, – в том не твоя вина, –
И говори, что мы, святые боги, –
Создания мечтательного сна».

Беспредельною тоскою,
Как тяжёлою доскою,
Жизнь мне давит грудь давно.
Я глаза мои открою
Или снова их закрою, –
Одинаково темно.

Кто же снимет груз тяжёлый,
Кто же сделает весёлой
И беспечной жизнь мою?
Ангел милый, друг желанный,
В этот день больной, туманный
Спой мне: «Баюшки-баю».

Хоть во сне забуду горе,
И в твоём глубоком взоре
Потеряюсь хоть на час.
Друг желанный, ангел милый,
День безумный и унылый
Озари мерцаньем глаз.

Разве все язвы и шрамы
Мстительно мы понесём
В эту обитель, куда мы
В смертный наш час отойдём?

«Создал Я мир для тебя ли? –
Злобного спросит Отец. –
Этой блистающей дали
Ты ли положишь конец?

Все колебанья эфира
Я из Себя излучил.
Даром все радости мира
Ты от Меня получил.

Гневною речью порочишь
Ты утомительный путь.
Иль, как ребёнок, ты хочешь
Сладкое только слизнуть?

Если уж так тебе надо,
Сам ты свой мир созидай, –
Без раскалённого ада
Благоухающий рай.

В нём ты завоешь от скуки,
Вызов ты бросишь судьбе,
И недоступные муки
Станут желанны тебе.

Но не творец ты, игрою
Миродержавной рождён,
Я же тебе не открою
Тайны пространств и времён».

Ни презирать, ни ненавидеть
Я не учился никогда.
И не могла меня обидеть
Ничья надменность иль вражда.

Но я, как унтер Пришибеев,
Любя значенье точных слов,
Зову злодеями злодеев
И подлецами подлецов.

А если мелочь попадётся,
Что отшлифована толпой,
Одна мне радость остаётся, –
Назвать клопом или клопой.

Привыкли говорить мы «дома»,
Но вспомним разные дома,
Где жили мы. Как нам знакома
Вся эта злая кутерьма!

И города всегда мы ищем:
Переменяя города,
Подобны мы скитальцам нищим,
Везде блуждающим всегда.

Мы требуем от жизни места,
И получаем мы места
Скромней куриного насеста;
Всегда удел наш – нищета.

Целуя руку баронессы,
Тот поцелуй я вспоминал,
С которым я во время мессы
К устам распятие прижал.

Мне Эльза тихо говорила:
«Благодарю, мой милый паж!
Весь грех мой я тебе открыла,
Меня врагам ты не предашь». –

«О госпожа, твой грех мне ведом,
Но и в грехе невинна ты.
Истомлена жестоким бредом,
Ты мне доверила мечты.

Я погашу врага угрозы,
Я затворю его уста,
И расцветут живые розы
Благоуханного куста.

Всё совершится неизбежно,
И ты супругом назовёшь
Того, кого ты любишь нежно,
Кому ты душу отдаёшь!»

Мечта стоять пред милой дамой
Владеет отроком-пажом,
Но двери заперты упрямо, –
Там госпожа с духовником.

В каких проступках покаянье
Она смиренно принесла?
Иль только слушать назиданье
Она прелата призвала?

Иль, мужа своего ревнуя,
Благого утешенья ждёт?
Иль совещается, какую
В обитель жертву принесёт?

Или?.. Потупившись ревниво,
Стоит влюблённый паж, дрожа,
Но вот выходит торопливо
Монах, не глядя на пажа.

Его лицо всё так же бледно.
Стремится к Господу аскет,
В молитве страстной и победной
Давно отвергнувший весь свет.

О нет, любовью здесь не пахнет!
Ревнивым, милый паж, не будь:
В дыхании молитвы чахнет
Давно монашеская грудь.

Паж веселеет, входит смело.
Графиня милая одна.
Она работает умело
Над вышиваньем полотна.

Он Эльзу к поцелую нудит.
«Мальчишка дерзкий, не балуй!»
И паж трепещет, – что же будет,
Удар хлыста иль поцелуй?

Нет, ничего, она смеётся,
И как пажу не покраснеть!
«Тебе никак не удаётся
Твоею Эльзой овладеть!

Какую задал мне заботу –
Тебя искусству ласк учить!
Что ж, граф уехал на охоту, –
Уж научу я, так и быть!»

Она мальчишку раздевает,
Нагая перед ним легла,
И терпеливо обучает
Весёлым тайнам ремесла.

Последуешь последней моде
Иль самой первой, всё равно,
В наряде, в Евиной свободе
Тебе не согрешить грешно.

И если даже нарумянишь
Свои ланиты и уста
И этим Кроноса обманешь,
Ты перед Эросом чиста.

Твои лукавые измены
Пусть отмечает Сатана,
Но ты, соперница Елены,
Пред Афродитою верна.

И если бы аскет с презреньем
Клеймил коварство женщин, «ты
Была б всегда опроверженьем
Его печальной клеветы».

    Приглашены богатым Вором
  В числе других Оратор и Поэт,
И восхваляют все его согласным хором,
  Но кислые гримасы им в ответ.
    Все гости подбавляли жара,
    И яркий фейерверк похвал
  Перед глазами Вора засверкал,
  А он мычит: «Всё это – слабо, старо!»
    От Вора вышед, за углом
    Чуть приоткрывши щёлку злости,
Смущённые, так говорили гости:
    «Не сладить с этим чудаком!
    Как ни хвали, всё не дохвалишь!
Сказать бы попросту: „Чего клыки ты скалишь?
     Разбойник ты и вор!“
    Вот был бы верный разговор!»
  Один из них, молчавший за обедом,
  Теперь прислушавшись к таким беседам,
      Им говорит:
«Вот это всё ему в глаза бы вы сказали!»
    И на него все закричали:
    «Нельзя! Ужасно отомстит!
В бараний рог согнёт! Всю жизнь нам испоганит!»
  Но, возраженьем не смущён,
    Им отвечает он:
«А всё ж его хвалить кто за язык вас тянет?»