Овидий - Наука любви (сборник)

И обольщенья любви в страхе развеются прочь.
Беглый парфянский стрелок, что явится Риму в триумфе,
Вот уж в просторах своих Цезаря видит войска, —
Так отрази же и стрелы парфян, и стрелы Амура,
И двуединый трофей отчим богам посвяти!
Знаем: Венера, приняв от копья этолийского рану,
Прочь удалилась от войн, Марсу отдав их в удел.
Хочешь узнать, почему Эгисф обольстил Клитемнестру?
Проще простого ответ: он от безделья скучал!
Все остальные надолго ушли к Илионской твердыне,
За морем сила страны в медленной билась войне;
Не с кем было ему воевать – соперники скрылись,
Некого было судить – тяжбы умолкли в судах.
Что оставалось ему, чтоб не стынуть без дела? Влюбиться!
Так прилетает Амур, чтобы уже не уйти.
Есть еще сельская жизнь, и манят заботы хозяйства:
Нет важнее трудов, чем земледельческий труд!

Распорядись послушных волов поставить под иго,
Чтобы кривым сошником жесткое поле взрезать;
В борозды взрытые сей горстями Церерино семя,
Чтобы оно проросло, дав многократный прирост;
Сад осмотри, где под грузом плодов выгибаются ветви,
Ибо не в силах нести дерево ношу свою;
Бег осмотри ручейков, пленяющих звонким журчаньем,
Луг осмотри, где овца сочную щиплет траву;
Козы твои взбираются ввысь по утесистым кручам,
Чтобы козлятам своим полное вымя принесть;
Пастырь выводит нехитрый напев на неровных тростинках,
И окружает его стая усердных собак;
Со стороны лесистых холмов домчится мычанье —
Это теленок мычит, ищущий милую мать;
А от разложенных дымных костров вздымаются пчелы
И оставляют ножу соты в плетеном гнезде.
Осень приносит плоды; прекрасно жатвами лето;
Блещет цветами весна; в радость зима при огне.
Время придет – и гроздья с лозы оберет виноградарь,
И под босою ногой сок потечет из топчил;
Время придет – и он скосит траву, и повяжет в охапки,
Граблями перечесав стриженой темя земли.
Можешь своею рукой сажать над ручьями деревья,
Можешь своею рукой воду в каналы вести,
А прививальной порой приискивать ветку для ветки,
Чтобы заемной листвой крепкий окутался ствол.
Если такие желанья скользнут тебе радостью в душу —
Вмиг на бессильных крылах тщетный исчезнет Амур.
Или возьмись за охоту: нередко случалось Венере
Путь со стыдом уступать Фебовой быстрой сестре.
Хочешь – чуткого пса поведи за несущимся зайцем,
Хочешь – в ущельной листве ловчие сети расставь,
Или же всяческий страх нагоняй на пугливых оленей,
Или свали кабана, крепким пронзив острием.

Ночью придет к усталому сон, а не мысль о красотке,
И благодатный покой к телу целебно прильнет.
Есть и другая забота, полегче, но все же забота:
Прут наводить и силок на незадачливых птиц;
Или же медный крючок скрывать под съедобной приманкой,
Не обещая добра жадному рыбьему рту.
Можно и тем, и другим, и третьим обманывать душу,
И позабудет она прежний любовный урок.
Так отправляйся же в путь, какие бы крепкие узы
Ни оковали тебя: дальней дорогой ступай!
Горькие слезы прольешь и далекую вспомнишь подругу,
Дважды и трижды прервешь шаг посредине пути;
Будь только тверд: чем противнее путь, тем упорнее воля —
Шаг непокорной ноги к быстрой ходьбе приохоть.
И не надейся на дождь, и не мешкай еврейской субботой
Или в запретный для дел Аллии пагубный день,

Не измышляй предлогов к тому, чтоб остаться поближе,
Меряй не пройденный путь, а остающийся путь,
Дней и часов не считай, и на Рим не гляди восвояси:
В бегстве спасенье твое, как у парфянских стрелков.
Скажут: мои предписанья суровы. Согласен, суровы —
Но чтоб здоровье вернуть, всякую вынесешь боль.
Часто, когда я болел, случалось мне горькие соки
Пить, и на просьбы мои мне не давали еды.
Тела здоровье блюдя, ты снесешь и огонь, и железо,
И отстранишь от питья мучимый жаждою рот, —
А чтоб душа ожила, ужель пострадать не захочешь?
Право же, как посравнить, тела дороже душа.
Впрочем, в науке моей всего тяжелее – при входе,
Трудно только одно – первое время стерпеть;
Так молодому бычку тяжело под ярмом непривычным,
Так упирается конь в новой подпруге своей.
Тяжко бывает уйти далеко от родимых пенатов:
Даже ушедший нет-нет, да и воротится вспять.
Это не отчий пенат, это страсть к незабытой подруге
Ищет пристойный предлог для виноватой души!
Нет, покинувши Рим, ищи утешения горю
В спутниках, в видах полей, в дальней дороге самой.
Мало суметь уйти – сумей, уйдя, не вернуться,
Чтоб обессилевший жар выпал холодной золой.
Если вернешься назад, не успев укрепить свою душу, —
Новою встанет войной грозный мятежник Амур,
Прежний голод тебя истерзает и прежняя жажда,
И обернется тебе даже отлучка во вред.
Если кому по душе гемонийские страшные травы
И волхвованья обряд, – что ж, это дело его.

Предкам оставь колдовство – а нашей священною песней
Феб указует тебе чистый к спасению путь.
Я не заставлю тебя изводить из могилы усопших,
Не разомкнется земля, слыша заклятья старух,
Не побледнеет лицо скользящего по небу солнца,
С нивы на ниву от чар не перейдет урожай,
Будет по-прежнему Тибр катиться к морскому простору,
Взъедут по-прежнему в ночь белые кони Луны, —
Ибо не выгонят страсть из сердец никакие заклятья,
Ибо любовной тоски серным куреньем не взять.
Разве, Медея, тебе помогли бы фасийские злаки,
Если бы ты собралась в отчем остаться дому?
Разве на пользу тебе материнские травы, Цирцея,
В час, как повеял Зефир вслед неритийским судам [129]?
Все ты сделала, все, чтоб остался лукавый пришелец;
Он же напряг паруса прочь от твоих берегов.
Все ты сделала, все, чтоб не жгло тебя дикое пламя;
Но в непокорной груди длился любовный пожар.
В тысячу образов ты изменяла людские обличья,
Но не могла изменить страстного сердца устав.
В час расставанья не ты ль подходила к вождю дулихийцев [130]
И говорила ему полные боли слова:
«Я отреклась от надежд, которыми тешилась прежде,
Я не молю небеса дать мне супруга в тебе,
Хоть и надеялась быть женою, достойной героя,
Хоть и богиней зовусь, Солнца великого дочь;
Нынче прошу об одном: не спеши, подари меня часом, —
Можно ли в доле моей меньшего дара желать?
Видишь: море бушует; ужели не чувствуешь страха?
А подожди – и к тебе ветер попутный слетит.
Ради чего ты бежишь? Здесь не встанет новая Троя,
Новый не вызовет Рес ей на подмогу бойцов;
Здесь лишь мир и любовь (нет мира лишь в сердце влюбленном),
Здесь простерлась земля, ждущая власти твоей».
Так говорила она, но Улисс поднимал уже сходни —
Вслед парусам уносил праздные ветер слова.
Жаром палима любви, бросается к чарам Цирцея,
Но и от чар колдовства все не слабеет любовь.
Вот потому-то и я говорю: если хочешь спасенья —
Наша наука велит зелья и клятвы забыть.
Если никак для тебя невозможно уехать из Рима —
Вот тебе новый совет, как себя в Риме держать.
Лучше всего свободы достичь, порвав свои путы
И бременящую боль сбросивши раз навсегда.
Ежели кто на такое способен, дивлюсь ему первый:
Вот уж кому не нужны все наставленья мои!