Саша Чёрный - Смех сквозь слезы

По форуму Траяна
Гуляют вяло кошки.
Сквозь тусклые румяна
Дрожит лимонный зной…
Стволом гигантской свечки
Колонна вьется к небу.
Вверху, как на крылечке,
Стоит апостол Петр.
Колонна? Пусть колонна.
Под пологом харчевни
Шальные мухи сонно
Садятся на ладонь…
Из чрева темной лавки
Чеснок ударил в ноздри.
В бутылке на прилавке
Запрыгал алый луч…
В автомобилях мимо,
Косясь в лорнет на форум,
Плывут с утра вдоль Рима
Презрительные мисс.
Плывут от Колизея,
По воле сонных гидов,
Вдоль каждого музея
Свершить свой моцион…
А я сижу сегодня
У форума Траяна,
И синева Господня
Ликует надо мной,
И голуби картавят,
Раскачивая шейки,
И вспышки солнца плавят
Немую высоту…
Нанес я все визиты
Всем римским Аполлонам.
У каждой Афродиты
Я дважды побывал…
О, старина седая!
Пусть это некультурно, —
Сегодня никуда я,
Ей-богу, не пойду…
Так ласково барашек
Ворчит в прованском масле…
А аромат фисташек
В жаровне у стены?
А мерное качанье
Пузатого брезента
И пестрых ног мельканье
За пыльной бахромой?
Смотрю в поднос из жести.
Обломов, брат мой добрый!
Как хорошо бы вместе
С тобой здесь помолчать…
Эй, воробьи, не драться!
Мне триста лет сегодня,
А может быть, и двадцать,
А может быть, и пять.

Но припал он и не слышит, —
Восемнадцатый глоток!
Ветер крылышки колышет,
Жадно ходит хоботок.

Обсосал края бокала
И в вино свалился вниз.
«Нет блаженнее финала», —
Тихо молвил бы Гафиз.

В кругу рогож, как хризантема,
Стою, глаза потупив ниц.
Над головою – диадема
Из зыбких спиц.

Бокам свежей… Трясется будка.
Я наслаждаюсь, грудь раздув.
Но вот из-под рогожи утка
Продела клюв.

Всё подбирается поближе, —
Кряхтит и плещется у ног.
Как стали девушки бесстыжи!
Помилуй бог…

Осы вьются над чубом.
Пена брызжет в ресницы…
В упоенье сугубом
Полощу и свищу.

Но с судьбою не сладить:
Нету полного счастья!
Не умею я гладить, —
Не умею, хоть плачь…

Это было в Булонском лесу —
В марте.
Воробьи щебетали в азарте,
Дрозд пронесся с пушинкой в носу…
Над головой
Шевелили пухло-густыми сережками
Тополя,
Ветер пел над дорожками,
И первой травой
Зеленела земля.
Я сидел на скамейке
Один.
А вдали, у аллейки,
Лиловый стоял лимузин.

Сквозь стволы – облаков ожерелие…
Вдруг на дорожке
Показалась с сиамскою кошкой
Офелия…
Ноги – два хрупких бокала,
Глаза – два роковых василька,
Губы – ветка коралла.
Змеисто качались бока,
С плеча развратным, рыжим каскадом
Свисала лисица.
Поравнялась… Окинула взглядом
Стоящий вдали лимузин,
Раскрыла тюльпаном свой кринолин:
Садится.

Сначала сиамская кошка,
Как удав,
Потерлась о мой равнодушный рукав
И поурчала немножко…
Потом и Офелия,
Ко мне повернувшись слегка,
Показала конец язычка…
Приворотное зелие!
Глаза ее видели зорко:
За липой мой лимузин.
Я – седой господин,
Поросячий король из Нью-Йорка.
Ах, как стреляли два василька —
В меня, в лимузин, в облака!
Как кончик туфли волновался!
Но я не сдавался…

Чтоб в даме с рыжей лисой
Рассеять туман, —
Полез я в карман
И вынул хлеб с колбасой
В эмигрантской газете…
Милые дети!
Что́ с ней вдруг стало!..
А вдали к лимузину устало
Подошел англичанин с женой
И укатили домой.
Офелия встала…
Даже у кошки сиамской
По логике дамской
Засверкал раздраженьем
Дымно-сиреневый глаз…
Ушли с презреньем,
Не обернулись даже назад…
Вот и весь мой рассказ…

Разве я виноват?

Смотри:
Над гиацинтом вьется
Пушистая пчела…
То в чащу завитков зароет тельце —
Дрожит, сбирает дань.
То вновь взлетит
И чертит круг за кругом.

Откуда ты, немая хлопотунья?
Где улей твой?
Как в лабиринт многоэтажный
Влетела ты, крылатая сестра?
Куда свой сладкий груз
Снесешь, под гул автомобилей и трамваев?

Молчит. Хлопочет.
И вдруг взвилась – всё выше, выше —
До вывески «бандажной мастерской»…
И скрылась.

У будки прорицателя – шарманка:
Визжит, сзывает, клянчит…
Худая обезьянка,
Сгорбив спинку,
Качает-нянчит,
Зажавши книзу головой,
Морскую свинку.
Так нуден сиплый вой!

Качает, греет…
Гладит лапкой
Чужого ей зверька,
А он, раздув бока,
Повис мохнатой тряпкой,
Тупой и сонный.
И опять
Она к нему влюбленно
Склоняется, как мать.

Качает, нежит…
Застыл маляр худой
С кистями за плечами,
И угольщик седой, —
Глаза переливаются лучами…
Склонился лавочник к жене,
И даже бравые солдаты —
Взвод краснощекой деревенщины —
Притихли в стороне.
Шарманка ржет…
Вздыхают женщины:
Кто лучше их поймет?