Владислав Шленгель - Крик в ночи. Восстание в Варшавском гетто и стихи Владислава Шленгеля

Эти стихи написаны
между первым и вторым восстаниями,
В последние дни смертельной агонии
Крупнейшей еврейской общины в Европе
В июле — сентябре 1942,
Я посвящаю их людям, на которых мог положиться
В годину вихря и абсолютного хаоса.
Тем немногим, которые знали в круговороте событий,
В пляске случая, смерти и покровительства
Что не только семья… не только
Связи… не только деньги…
Но должны быть сохранены и те немногие,
Последние из могикан, чей капитал и чье оружие
Состояли исключительно в слове,
Те, до кого доходит мой крик…

Мой крик…

в ночи…

Спокойно брели к вагонам,
Как будто им все противно,
По-песьи смотрела охране в глаза
Скотина.
Красивые офицеры
Шипят, мол, нервы в порядке,
Но копошится стадо.
И лишь для разрядки
Хлыстом по мордасам
Надо!
Толпа на землю осела
Прежде, чем втечь в вагоны —
Падали слезы с кровью в песчаный грунт.
А «господа»
на трупы
от нечего делать бросали
картонные пачки
«Warum sind Juno rund» [3] «Warum sind Juno rund» — «Почему “Юно” круглые» ( нем. ) — реклама марки сигарет. .
Потом, в усыпленном Штиммунгом городе
Они, как гиены, в рассветный туман слегли,
А загнанный скот проснулся
И обнажил клыки…
На улице Милой раздался хлопок.
Жандарм, стоявший на карауле,
Сперва понять ничего не мог:
Пощупал руку с дырой от пули.
Не верил:
Здесь что-то не так.
Все ведь шло так гладко и просто —
Из добрых чувств, по протекции
Вернули сюда с Восточного фронта
(Вот были деньки прекрасные!)
Побыл в Варшаве…
Скотину гонял на транспорте…
Был призван к мытью хлевов…
И вдруг…
На улице Милой — КРОВЬ…
Жандарм от ворот отпрянул,
Крича: «Меня подстрелили!»
Но тут залаяли браунинги
На Низкой,
Дикой,
Павлиньей.
На стертых ступенях
Где старую мать
Возили за патлы,
Эсэсовец Хандке
Странно пузатый,
Как будто смерть застряла в кишках,
Как будто костью стал в горле бунт
Кровавой слюной нахаркал
В картонную пачку —
«Juno sind rund».
В пыли золотые погоны,
Все вывернуто, измято,
Солдат в голубой униформе
Лежит на грязных ступенях
Еврейской Павлиньей улицы,
Не видя, как
У Шульца и Тоббенса
Пули в веселой пляске резвятся:
БУНТ МЯСА!
БУНТ МЯСА!
БУНТ МЯСА!
Мясо швыряет гранаты из окон!
Мясо брызжет багровым пламенем!
Сопротивляется, хочет жить!
Эй! Славно пулю в глаз засадить!
ЭТО ФРОНТ МОИ ГОСПОДИНЧИКИ!
ЭТО ФРОНТ — ДЕЗЕРТИРЧИКИ!
ХИР
ТРИНК МАН МЕР КАЙН БИР,
ХИР
ХИР ХАТ МАН МЕР КАЙН МУТ
БЛУТ,
БЛУТ,
БЛУТ [4] Хир тринк ман мер кайн бир, хир хат ман мер кайн мут, блут, блут, блут — «Пива больше не пьют здесь, да и смелость прошла — кровь, кровь, кровь» ( искаж. нем. Hier trinkt man mehr kein Bier, hier hat man mehr kein Mut, blut, blut, blut). .
Скидывайте кожаные гладкие перчатки.
Прочь хлысты — надевайте каски.
Утром будет коммюнике:
«Захватили кварталы Тоббенса»
БУНТ МЯСА!
БУНТ МЯСА!
ХОР МЯСА!

Слышишь, немецкий Боже:
евреи молятся в «диких» своих домах,
в руках сжимая камни и жерди.
Дай нам, Господь, кровавую битву,
одари нас жестокой смертью.
Пусть наши глаза при жизни не видят
Уходящие вдаль составы.
Но дай нашим дланям, Господь, забрызгать
Их мундиры пеной кровавой.
И покуда стон не сдавил нам глотки,
Дай разглядеть — в их гордых руках,
В их лапах, крепко хлысты сжимавших,
Наш простой, человечий страх.
Распускаясь кровавым цветом
С Низкой, с Милой и Мурановской
Наши ружья сыплют огнем.
Это наша весна! Наша контратака!
Запах битвы глубже вдохнем!
Партизанские наши леса —
Подворотни Дикой, Островской.
На груди номерки висят
Как медали войны еврейской.
И четыре багровых буквы
пышут, давят тараном: БУНТ
………………………………………
………………………………………
А на брусчатке, в грязи и в крови,
Валяется пачка —
«Juno sind rund».

Дорога Тлущ — Варшава
С Варшау-Ост ведет.
А ты выходишь раньше,
Потом идешь вперед.