Автор Неизвестен - Блатные песни

Может, для веселья, для острастки
В жуткую ноябрьскую тьму
Няня Аннушка рассказывала сказки
Внучику Андрюше своему.

Про сороку-белобоку,
Что детей сзывала к сроку
И усаживала деток у стола.
Как сорока та, плутовка,
Каши наварила ловко,
Этому дала, этому дала,
Этому дала и этому дала.
Это очень старинная сказка,
Но эта сказка до сих пор жива.

Не знаю продолжения рассказа
И как Андрюша бабушку любил…
Который молодец заведовал главбазой —
Очень добрым молодцем он был.

И при нем в главснабпитаньи
Там была старуха-няня,
И она была чудесна и мила,
Она без всяких тары-бары
Раздавала всем товары:
Этому дала, этому дала,
Этому дала и этому дала.
Это очень старинная сказка,
Но эта сказка до сих пор жива.

И, как в сказке, но не для острастки,
Только раз приехала сюда
(Это тоже, может быть, как в сказке)
Сессия Верховного Суда.

Эту сессию, я знаю,
Называют «выездная»,
И она была чудесна и мила,
Она без всякой ссоры, склоки
Всем распределила сроки:
Этому дала, этому дала,
Этому дала и этому дала.
Это очень старинная сказка,
Но эта сказка до сих пор жива.

На Дерибасовской открылася пивная,
Там собиралася вся компания блатная.
Там были девочки Маруся, Вера, Рая,
И с ними Костя, Костя Шмаровоз.

Три полудевочки и один роскошный мальчик,
Который ездил побираться в город Нальчик,
И возвращался на машине марки Форда
И шил костюмы элегантней, чем у лорда.

Но вот вошла в пивную Роза-молдаванка,
Она была собой прелестна, как вакханка.
И к ней подсел ее всегдавешний попутчик
И спутник жизни Костя Шмаровоз.

Держась за тохес, как за ручку от трамвая,
Он говорил: — Ах, моя Роза дорогая,
Я вас прошу, нет, я вас просто умоляю
Мне подарить последнее танго.

Но тут Арончик пригласил ее на танец.
Он был тогда для нас совсем как иностранец.
Он пригласил ее галантерейно очень
И посмотрел на Шмаровоза между прочим.

Хоть танцевать уж Роза больше не хотела,
Она и так уже порядочно вспотела,
Лишь улыбнулася в ответ красотка Роза,
И засверкала морда Кости Шмаровоза.

Сказал Арону в изысканной манере:
— Я б вам советовал пришвартоваться к Вере,
Чтоб я в дальнейшем не обидел вашу маму, —
И вышел прочь, надвинув белую панаму.

Услышал реплику маркер известный Моня,
Об чей хребет сломали кий в кафе Фанкони,
Побочный сын мадам Алешкер, тети Песи,
Известной бандерши в красавице Одессе.

Он подошел к нему походкой пеликана,
Он вынул ножик из жилетного кармана
И так сказал ему, как говорят поэты:
— Я вам советую беречь свои портреты.

Но наш Арончик был натурой очень пылкой,
Он вдарил Мончика по кумполу бутылкой,
Официанту засадили в тохес вилкой,
И началось тогда прощальное танго.

На Аргентину это было не похоже,
Когда прохожему заехали по роже,
А из пивной нас выбросили разом —
Приятель с шишкою, я с синяком под глазом.

На Дерибасовской закрылася пивная.
Куда девалася компания блатная?
Где наши девочки, Маруся, Роза, Рая,
И с ними Костя, Костя Шмаровоз?

Это было весною,
Зеленеющим маем,
Когда тундра оденет
Свой зеленый наряд.
Мы бежали с тобою,
От проклятой погони,
От проклятой погони,
Громких криков «Назад!»

По тундре, по железной дороге,
Где мчится поезд
«Воркута — Ленинград».
Мы бежали с тобою
От проклятой погони,
Чтобы нас не настигнул
Пистолета разряд.

Дождик капал на рыло
И на дуло нагана.
Вохра нас окружила,
- Руки вверх! — говорят.
Но они просчитались,
Окруженье пробито.
Кто на смерть смотрит прямо,
Того пулей не взять.

По тундре, по железной дороге,
Где мчится поезд
«Воркута — Ленинград».
Мы бежали с тобою
От проклятой погони,
Чтобы нас не настигнул
Пистолета разряд.

Я сижу в одиночке
И плюю в потолочек.
Пред людьми я виновен,
Перед богом я чист.
Предо мною икона
И запретная зона,
И маячит на вышке
Надоевший чекист.

По тундре, по железной дороге,
Где мчится поезд
«Воркута — Ленинград».
Мы бежали с тобою
От проклятой погони,
Чтобы нас не настигнул
Пистолета разряд.

Мы теперь на свободе,
О которой мечтали,
О которой так много
В лагерях говорят.
Перед нами раскрыты
Необъятные дали.
Нас теперь не настигнет
Пистолета разряд.

По тундре, по железной дороге,
Где мчится поезд
«Воркута — Ленинград».
Мы бежали с тобою
От проклятой погони,
Чтобы нас не настигнул
Пистолета разряд.

На Колыме, где тундра и тайга вокруг,
Среди замерзших елей и болот
Тебя я встретил тогда с подругой,
Сидевших у костра вдвоем.

Шел крупный снег и падал на ресницы вам,
Вы северным сияньем увлеклись.
Я подошел к Вам и подал руку,
Вы, встрепенувшись, поднялись.

И я увидел блеск твоих прекрасных глаз
И руку подал, предложил дружить.
Дала ты слово быть моею,
Навеки верность сохранить.

В любви и ласке время незаметно шло,
Пришла весна, и кончился твой срок.
Я провожал тогда тебя на пристань.
Мелькнул твой беленький платок.

С твоим отъездом началась болезнь моя,
Ночей не спал, всё думал я о Вас
И всю дорогу молил я Богу:
«Приснись, приснись хоть один раз!»

А годы шли, тоской себя замучил я.
Но близок встречи миг, любовь моя!
По актировке, врачей путевке,
Я покидаю лагеря.

И вот я покидаю мой суровый край,
А поезд все быстрее мчит на юг.
И всю дорогу молю я Богу:
«Приди встречать меня, мой друг!»

Огни Ростова поезд повстречал в пути,
К перрону тихо поезд подходил.
Тебя больную, совсем седую
Наш сын к вагону подводил.

Так здравствуй, поседевшая любовь моя!
Пусть кружится и падает снежок
На берег Дона, на ветки клена
И на твой заплаканный платок.

Течет, во, течет речка да по песочечку,
Бережок, ох, бережочек моет,
А молодой жульман, ох да молодой жульман
Начальничка молит:

«Ой ты, начальничек да над начальниками,
Отпусти, ой, отпусти на волю!
А там соскучилась, а, может, ссучилась
На свободе дроля!»