Владимир Фирсов - Избранная лирика

Стоят дымы,
Как вехи,
Как флаги на парадах.

Они поднялись кверху
Не для того,
Чтоб падать!..

Стоят дымы, как вехи,
Как флаги на парадах.

Они легко взлетают
В любое время года,
И жаль, что прямота их
Зависит от погоды.

Еще живет войны дыханье,
Еще стоят, крича, кресты…
А в бывшем лагере,
В Дахау,
Возводят женский монастырь.
Расчетливо и пунктуально…
Во искупление грехов
Здесь
Вместо камер
Будут спальни
Невест, не знавших женихов.
Здесь будут истово молиться
Над кровью проклятой земли.
Здесь будут прощены
Убийцы,
Что от возмездия ушли,
И будет
Тень креста
Качаться
Над страшным криком мертвых плит,
И будет многое прощаться
В елейном шепоте молитв…
Все станет буднично, законно,
Не то, что двадцать лет назад.
Туристы
Будут умиленно
Глядеть монахиням в глаза,
Читать на лицах состраданье,
О гуманизме говоря,
И жертвовать
На содержанье
Модерного монастыря.
Лампады,
Крестики,
Иконы…

Но стоны мертвых
Будут жить.
Елейным словом,
Сладким звоном
Их не удастся заглушить.
Они, как птицы, будут биться
Над сталью вздыбленных ракет,
Напоминая, что
Убийцам
Прощенья не было и нет!

И мне бы, я знаю, хватило
Несколько граммов свинца,
Чтоб встала моя могила
Вровень
С могилой отца.

Чтоб клена багровое знамя
Гудело
Осенней порой,
Чтоб солнце не гасло
Над нами –
Над батей и надо мной.

Чтоб видели росные травы,
Как сын
Неразлучно с отцом
По звездным бредет переправам,
Усыпанным вражьим свинцом…

Но я опоздал народиться.
А он не торопится,
Ждет –
Тот самый,
Что станет убийцей,
Когда ему время придет.

Мы с ним одногодки, к примеру.
Но разных отцов сыновья.
И он
Ненавидит ту веру,
В которую верую я.
И это бы ладно!
Однако,
Он, верный заветам отца,
Малюя фашистские знаки,
Уже не скрывает лица.

Уже с откровеньем недетским
Меня он берет на прицел
За то,
Что я русский,
Советский,
За то,
Что, как видите, цел.

За то,
Что я жизнь понимаю,
За то,
Что я предан Стране
И знамя отца поднимаю,
И знаю,
Что я – на войне.

Все деревня забывает —
Горе горькое,
Нужду,
Будто весело срывает
Груши-яблоки в саду.

Будто не было печали,
Той непрошенной беды,
Будто вовсе
Не дичали
И не падали
Сады,

Будто бы она не знает,
Сколько лет прошло с тех пор,
Как, усталости не зная,
По садам гулял топор.

А топор
Нещадно рушил
Эдакую красоту!
Были яблони и груши
С ароматом за версту…

Все деревня забывает,
Было —
Поросло быльем…

Нынче снова вызревают
Яблоки в саду моем.

Нынче снова озорует,
Подрастая, ребятня
И, конечно же, ворует
Яблоки и у меня.

И, как солнце в чистом небе,
Мне понятна эта страсть.
Мне же в детстве было негде
Даже яблока украсть.

При усадьбах было пусто.
Только кустики видны,
Только редька
Да капуста —
Как над речкой валуны.

Все деревня забывает
Горе горькое
Нужду.
Пусть ребята обрывают
Груши-яблоки в саду.

Благодарные деревья
Тянут ветви за плетни.
И гладят глаза деревни
По-иному
В наши дни.

Обледенелый сруб колодца,
Журавль простуженно скрипит,
Зима смеется,
Сердце бьется,
Бадья обратно подается,
И колкий снег
Глаза слепит...
Жены своей не опасаясь,
Приникнет не один к окну:
Сугробов ведрами касаясь,
Идешь,
Красивая на зависть,
И гордо ждешь свою весну.

В небе пасмурно-синем
Крик гусей замирает.
На далекой Псковщине
Гусляры вымирают.
Тонут
Белые гуси,
Улетают на юг.
Стонут
Звонкие гусли,
Отвыкают от рук.
Горечь вечной разлуки,
Свист
Осенних ветров.
И беспомощней руки
У глухих гусляров...
Ой вы, белые гуси!
Возвращайтесь назад...
Стонут звонкие гусли
И тревожно молчат.
Даже в озере Ильмень
Далеко-глубоко
Под мятежною стынью
Дремлют гусли Садко.
Ночью звездной и лунной
В угрюмой тиши
Пробегают
По струнам
Пугливо
Ерши...

Ну-ка, звону поддай-ка!..
Но, спускаясь с высот,
И луна
Балалайкой
Безголосой плывет.

Все реже копны можжевельника,
И все печальней гул берез.
Росинки в поредевших ельниках
Уже скользят подобьем слез.

О тишины недоумение!
Умолки птичьи голоса.
Лесного жаворонка пение
Не потревожит небеса.

Над редколесьем, над туманами
Не хоркнет вальдшнеп в тишине.
Молчит над сонными полянами
Тетеревиный гимн весне.

Глядит природа удивленная
На человечьих рук дары:
Ложатся на траву зеленую
Гитары,
Ружья,
Топоры.

Костры полощутся над соснами,
По белизне берез снуют.
И вымирают травы росные
И пьяно
Топоры поют!

Под молодым, но грустным месяцем
Хрипит транзистор тяжело.
И у палаток тускло светится
Бутылок битое стекло.

И, глухо шаркая подошвами,
Карманной мелочью звеня,
Танцуют мальчики дотошные,
Про нежность девочкам бубня.

Ты погляди, земля, внимательно
В настрой пустеющей души.
Какие же отцы и матери
Из них получатся,
Скажи!

Порастерявши совесть по лесу,
Их тени движутся в туман.
И на заре
Электропоездом
Они уедут по домам…

И забывают песни дивные,
Теряя птичьи голоса,
Уже почти декоративные
Великорусские леса.

Лед на реках растает,
Прилетят журавли.
А пока
Далеки от родимой земли
Журавлиные стаи.

Горделивые птицы,
Мне без вас нелегко,
Я устал от разлуки,
Будто сам далеко,
Будто сам за границей.

Будто мне до России
Не дойти никогда,
Не услышать,
Как тихо поют провода
В бесконечности синей.

Не увидеть весною
Пробужденья земли...
Но не вы виноваты во всем,
Журавли,
Что случилось со мною.

А случилось такое,
Что и осень прошла,
И зима
Распластала два белых крыла
Над российским покоем.

И метель загуляла
На могилах ребят,
Что в бессмертной земле,
Как в бессмертии, спят,
Хоть и пожили мало.

Вы над ними, живыми,
Пролетали века.
И шептали их губы
Наверняка
Ваше трубное имя.

С вами парни прощались,
И за землю свою
Умирали они
В справедливом бою,
Чтобы вы возвращались.

Чтобы вы, прилетая,
Знали, как я живу.
Ведь за них
Я обязан глядеть в синеву,
Ваш прилет ожидая.

Ведь за них я обязан
Домечтать, долюбить.
Я поклялся ребятам,
Что мне не забыть
Все, чем с Родиной связан.

Вот и грустно: а может,
Я живу — да не так.
Может, жизнь моя стоит
Пустяшный пятак,
Никого не тревожит?

Может, я не осилю,
Может, не устою?
Может, дрогну — случись —
В справедливом бою
За свободу России?

Прочь, сомненье слепое!
Все еще впереди:
И бои, и утраты,
И снега, и дожди —
В жизни нету покоя!

Боль России со мною...
Не беда, что сейчас
Журавли далеко улетели
От нас —
Возвратятся весною.

Не навеки в разлуке...
А наступит весна,
Журавлиная клинопись
Станет ясна —
К ней потянутся руки.

К ней потянутся руки —
Сотни, тысячи рук!..

Журавли,
Человек устает от разлук,
Значит,
Помнит разлуки!