Генрих Гейне - Лорелея (сборник)

Рукою ее обвивает он,
Недвижный, теперь пламенеет;
И бледный сновидец от сна пробужден,
И робкое сердце смелеет.
Она, забавляясь лукавой игрой,
Тихонько покрыла его с головой
Покрывалом снега белее.

И рыцарь в подводном дворце голубом,
Он замкнут в волшебном круге.
Он смотрит на блеск и на пышность кругом
И слепнет в невольном испуге.
В руках его держит русалка своих,
Русалка – невеста, а рыцарь – жених,
На цитрах играют подруги.

Поют и играют; и множество пар
В неистовом танце кружатся,
И смертный объемлет рыцаря жар,
Спешит он к милой прижаться.

Тут гаснет вдруг ослепительный свет,
Сидит в одиночестве рыцарь-поэт
В каморке своей угрюмой.

Из слез моих расцветает
Цветов душистый ковер,
И вздохи мои и стенанья —
Ночной соловьиный хор.

И если ты любишь, цветами
Тебя осыплю я,
И пусть под твоим окошком
Раздастся песнь соловья.

Когда гляжу тебе в глаза,
Стихает на сердце гроза;
Когда в уста тебя целую,
Душою верю в жизнь иную.

Когда склонюсь на грудь твою,
Не на земле я, а в раю…
Скажи «люблю» – и сам не знаю,
О чем я горько зарыдаю.

Твой образ кроткий, неземной
Во сне витает надо мной;
Как тихий ангел, ты нежна,
Но как бледна, – о, как бледна!

Лишь ярок пурпур губ твоих, —
Смерть зацелует вскоре их.
Погаснет яркий блеск лучей,
Что льется из святых очей.

Я в чашу лилии белой
Всю душу свою волью,
Чтоб песенка прозвенела
Про милую мою.
И будет песня крылата,

И трепетна, и нежна,
Как тот поцелуй, что когда-то
Подарила, ласкаясь, она.

О, не клянись, целуй меня!
Не верю женским клятвам я.
Мне сладостны твои признанья,
Но слаще – пылкие лобзанья;
Они мои, я верю им,
А слово – только пар и дым.

Клянись, о, милая моя!
Тебе на слово верю я.
Когда к груди твоей прильну я,
Блаженству верю своему я,
Что будешь вечно ты моя,
И даже дольше – верю я.

Я не сержусь: простить достало сил,
Ты больше не моя, но я простил.
Он для других, алмазный этот свет,
В твоей душе ни точки светлой нет.

Не возражай! Я был с тобой во сне;
Там ночь росла в сердечной глубине,
А жадный змей всё к сердцу припадал…
Ты мучишься… я знаю… я видал…

Да, ты несчастна – и мой гнев угас.
Мой друг, обоим нам судьба – страдать.
Пока больное сердце бьется в нас,
Мой друг, обоим нам судьба – страдать.

Пусть явный вызов на устах твоих,
И взор горит, насмешки не тая,
Пусть гордо грудь трепещет в этот миг, —
Ты всё несчастна, как несчастен я.

Улыбка горем озарится вдруг,
Огонь очей слеза зальет опять,
В груди надменной – язва тайных мук.
Мой друг, обоим нам судьба – страдать.

Отчего побледнела весной
Пышноцветная роза сама?
Отчего под зеленой травой
Голубая фиалка нема?

Отчего так печально звучит
Песня птички, несясь в небеса?
Отчего над лугами висит
Погребальным покровом роса?

Отчего в небе солнце с утра
Холодно и темно, как зимой?
Отчего и земля вся сера
И угрюмей могилы самой?

Отчего я и сам всё грустней
И болезненней день ото дня?
Отчего, о, скажи мне скорей,
Ты – покинув – забыла меня?

Пел соловей, и липа цвела,
Приветно смеялось светило дня;
К себе на грудь ты меня привлекла
И, обняв, целовала меня.

Угрюмо туманился солнечный лик,
Листы опадали под хрип ворон;
И холоден был расставанья миг,
И ты мне отвесила светский поклон.

Когда-то друг друга любили мы страстно…
Любили хоть страстно, а жили согласно.
Женой ее звал я, она меня мужем;
День целый, бывало, играем, не тужим.
И Боже спаси, чтоб затеяли ссору!
Нет, всё б целоваться – во всякую пору!
Играть наконец мы задумали в прятки
И в чаще лесной разошлись без оглядки.
Да так-то сумели запрятаться оба,
Что, верно, друг друга не сыщем до гроба.

Фиалки синих-синих глаз,
И розы щек ее как атлас,
И лилии рук и посейчас
Цветут, но сердце – вот оно
Увяло, высохло давно.

К устам моим устами
Прильни, подруга, тесней!
Меня руками, ногами
И телом гибким обвей.

Так с силою неземною
Охвачен, обвит, пленен
Прекраснейшей в мире змеею
Блаженнейший Лаокоон.

Не верую я в Небо,
Ни в Новый, ни в Ветхий Завет.
Я только в глаза твои верю,
В них мой небесный свет.

Не верю я в Господа Бога,
Ни в Ветхий, ни в Новый Завет.
Я в сердце твое лишь верю,
Иного бога нет.

Не верю я в духа злого,
В геенну и муки ее.
Я только в глаза твои верю,
В злое сердце твое.

Когда в гробу, любовь моя,
Лежать ты будешь безмолвно,
Сойду к тебе в могилу я,
Прижмусь к тебе любовно.

К недвижной, бледной, к ледяной
Прильну всей силой своею!
От страсти трепещу неземной,
И плачу, и сам мертвею.

Встают мертвецы на полночный зов,
Несутся в пляске, ликуя,
А нас могильный укрыл покров,
В объятьях твоих лежу я.

Встают мертвецы на последний суд,
На казнь и мзду по заслугам,
А нам с тобой хорошо и тут,
Лежим, обняв друг друга.