Мария Петровых - Костер в ночи

Мы начинали без заглавий,
Чтобы окончить без имен.
Нам даже разговор о славе
Казался жалок и смешон.

Я думаю о тех, которым
Раздоры ль вечные с собой
Иль нелюбовь к признаньям скорым
Мешали овладеть судьбой.

Не в расточительном ли детстве
Мы жили раньше? Не во сне ль?
Лишь в грозный год народных
бедствий
Мы осознали нашу цель

И можем быть сполна в ответе
За счастье встреч и боль потерь…
Мы тридцать лет росли как дети,
Но стали взрослыми теперь.

И яростную жажду славы
Всей жизнью утолить должны,
Когда Россия пишет главы
Освобождающей войны, —

Без колебаний, без помарок, —
Страницы горя и побед,
А на полях широких ярок
Пожаров исступленный свет…

Живи же, сердце, полной мерой,
Не прячь на бедность ничего
И непоколебимо веруй
В звезду народа твоего.

Теперь спокойно и сурово
Ты можешь дать на все ответ,
И скажешь ты два кратких слова,
Два крайних слова: да и нет.

А я скажу: она со мною,
Свобода грозная моя!
Совсем моей, совсем иною
Жизнь начинается, друзья!

Какое уж тут вдохновение, — просто
Подходит тоска и за горло берет,
И сердце сгорает от быстрого роста,
И грозных минут наступает черед,
Решающих разом — петля или пуля,
Река или бритва, но наперекор
Неясное нечто, тебя карауля,
Приблизится произнести приговор.
Читает — то гневно, то нежно, то глухо,
То явственно, то пропуская слова,
И лишь при сплошном напряжении слуха
Ты их различаешь едва-едва,
Пером неумелым дословно, построчно,
Едва поспевая, ты запись ведешь,
Боясь пропустить иль запомнить неточно…
(Петля или пуля, река или нож?..)
И дальше ты пишешь, — не слыша, не видя,
В блаженном бреду не страшась чепухи,
Не помня о боли, не веря обиде, —
И вдруг понимаешь, что это стихи.

В каком неистовом молчаньи
Ты замерла, притихла, ночь!..
Тебя ни днями, ни ночами
Не отдалить, не превозмочь.

Взволнованною тишиною
Объята из конца в конец,
Ты внемлешь надо всей страною
Биенью всех ее сердец.

О, как же им была близка ты,
Когда по небу и земле
Промчались первые раскаты
О Белгороде и Орле.

Все вдохновенней, все победней
Вставали громы в полный рост,
Пока двенадцатый, последний,
Не оказался светом звезд.

И чудилось, что слезы хлынут
Из самой трудной глубины, —
Они хоть на мгновенье вынут
Из сердца злую боль войны!

Но время это не настало,
Лишь близко-близко подошло.
Ты не впустую, ночь, блистала, —
Нам от тебя и днем светло.

В нас тайный луч незатемнимый
Уже до дрожи напряжен.
Ты стала самою любимой,
Не подберешь тебе имен.

Вот на этом самом месте,
В этой комнате чужой
Мы прощались. Были вместе,
Не рассечь — душа с душой.

В эту комнату чужую
Я теперь вхожу одна.
Холодея, дохожу я
До тогдашнего окна.

Вот на этом самом месте,
Вот у этого стола,
Мы прощались, были вместе.
Вместо смерти жизнь была.

А теперь в тиши зловещей
Взгляд вещей невыносим,
А теперь исходят вещи
Прежним голосом твоим.

Говоришь ты: — Не бывало,
Что сбывается со мной!
Обвилась, околдовала,
Стала до смерти родной,

Заповедной, сокровенной,
Тайной сердца моего.
Друг мой вечный, мой мгновенный,
Ты счастливее всего!.. —

Это ж песня! Это — ты же…
И в ответ едва-едва,
Неразборчивее, тише,
Слышатся мои слова:

— Силою тысячелетней
Сердце одарило нас…
Ты скажи хоть в миг последний,
В первый и последний раз, —

Ведь за дверью жизнь иная, —
Время ехать на вокзал, —
Знаешь, как люблю я?
— Знаю, —
Воздух дрогнувший сказал.

Не твоим ли каждым словом
Озарен мой трудный путь!
Став дыханьем, хлебом, кровом,
Слово может все вернуть:

Как-нибудь обронишь слово,
Ставшее моей душой, —
И окажешься ты снова
В этой комнате чужой.

У меня большое горе,
И плакать не могу.
Мне бы добрести до моря,
Упасть на берегу.

Не слезами ли, родное,
Плещешь через край?
Поделись хоть ты со мною,
Дай заплакать, дай!

Дай соленой, дай зеленой,
Золотой воды,
Синим солнцем прокаленной,
Горячéй моей беды.

Я на перекресток выйду.
На колени упаду.
Дайте слез омыть обиду,
Утолить беду!

О животворящем чуде
Умоляю вас:
Дайте мне, родные люди,
Выплакаться только раз!

Пусть мольба моя нелепа,
Лишь бы кто-нибудь принес, —
Не любви прошу, не хлеба, —
Горсточку горючих слез.

Я бы к сердцу их прижала,
Чтобы в кровь мою вошло
Обжигающее жало,
От которого светло.

Словно от вины тягчайшей,
Не могу поднять лица…
Дай же кто-нибудь, о дай же
Выплакаться до конца,

До заветного начала,
До рассвета на лугу…
Слишком больно я молчала,
Больше не могу.

Хоть не лелей, хоть не голубь,
Хоть позабудь о нем, —
Оно пускает корни вглубь,
И это день за днем.

То, что запало нам в сердца,
Как хочешь назови,
Но только нет ему конца,
Оно у нас в крови.

Все больше мы боимся слов
И верим немоте.
И путь жесток, и век суров,
И все слова не те.

А то, о чем молчим вдвоем,
Дано лишь нам двоим.
Его никак не назовем,
Но неразлучны с ним.

Не нынче ль на пороге,
От горя как в бреду,
Я почтальону в ноги
С мольбою упаду.

«Одно письмо средь прочих
У вас, наверно, есть.
Там на конверте почерк
Мужской, прямой, как честь.

Мой адрес на конверте,
Письмо мне из Москвы.
Поверьте мне, поверьте,
Его найдете вы!..»

Старик, с мальчишкой схожий,
Быть может, поворчит,
Но, человек хороший,
Он мне письмо вручит.

Любую запятую
Целуя без стыда,
В письме твоем прочту я,
Что любишь навсегда.

Ты пишешь — будь спокойна,
Клянешься, что придешь…
Презренно, недостойно,
Блаженно верю в ложь.