Пьер-Жан Беранже - Песни

Вертится мир, в котором мы страдаем?"

Но в прошлом все загадочно, темно.

Так много догм... Разноречивы мненья.

Где правда, ложь - не отыскать вовек.

Оставили индус, и перс, и грек

В наследство нам сомненье.

Мне разъедает душу яд сомнений,

Грядущее пытать решился я.

Навстречу мне попался новый гений...

"Учитель, как, погибнет ли земля?"

"Нет, никогда! Жить суждено ей вечно,

Как Троице!" - ответ его гласит.

И песню вновь с друзьями голосит

Мессия тот беспечный.

Грядущее туманно и безгласно,

А прошлое уже покрыла тень.

Сужден иль нет земле прыжок опасный

Скажи хоть ты, о настоящий день!

Но он молчит, тщедушный и несмелый,

Торопится он, Будущим гоним.

Дни прочие уходят вслед за ним,

Ворча; "Нам что за дело?"

Конец придет - ведь было же начало!

Мир родился - мир должен умереть.

Когда? Судьба об этом умолчала.

Сегодня ль? Или век ему стареть?

Покуда мы о сроках спорим чинно,

Когда земле погибнуть надлежит,

Она в углу вселенной все висит,

Висит, как паутина...

Перевод Вал. Дмитриева

Во дни чудесных дел и слухов

Доисторических времен

Простой бедняк от добрых духов

Был чудной лютней одарен.

Ее пленительные звуки

Дарили радость и покой

И вмиг снимали как рукой

Любви и ненависти муки.

Разнесся слух об этом чуде

И к бедняку под мирный кров

Большие, маленькие люди

Бегут толпой со всех концов.

"Идем ко мне!" - кричит богатый;

"Идем ко мне!" - зовет бедняк.

"Внеси спокойствие в палаты!"

"Внеси забвенье на чердак!"

Внимая просьбам дедов, внуков,

Добряк на каждый зов идет.

Он знатным милостыню звуков

На лютне щедро раздает.

Где он появится в народе

Веселье разольется там,

Веселье бодрость даст рабам,

А бодрость - мысли о свободе.

Красавицу покинул милый

Зовет красавица его;

Зовет его подагрик хилый

К одру страданья своего.

И возвращают вновь напевы

Веселой лютни бедняка

Надежду счастия для девы,

Надежду жить для старика.

Идет он, братьев утешая;

Напевы дивные звучат...

И, встречу с ним благословляя,

"Как счастлив он! - все говорят.

За ним гремят благословенья.

Он вечно слышит стройный хор

Счастливых братьев и сестер,

Нет в мире выше наслажденья!"

А он?.. Среди ночей бессонных,

Сильней и глубже с каждым днем,

Все муки братьев, им спасенных,

Он в сердце чувствует своем.

Напрасно призраки он гонит:

Он видит слезы, видит кровь...

И слышит он, как в сердце стонет

Неоскудевшая любовь.

За лютню с трепетной заботой

Берется он... молчит она...

Порвались струны... смертной нотой

Звучит последняя струна.

Свершил он подвиг свой тяжелый,

И над могилой, где он спит,

Сияет надпись: "Здесь зарыт

Из смертных самый развеселый".

Перевод В. Курочкина

Отдал бы я, чтоб иметь двадцать лет,

Золото Ротшильда, славу Вольтера!

Судит иначе расчетливый свет:

Даже поэтам чужда моя мера.

Люди хотят наживать, наживать...

Мог бы я сам указать для примера

Многих, готовых за деньги отдать

Юности благо и славу Вольтера!

Перевод И. и А. Тхоржевских

Я возделал скромное владенье?

Уголок зеленый был тенист.

Мне стихи в моем уединенье

Диктовал веселый птичий свист...

Стал я стар. Тут все мертво и глухо,

Прежней шумной жизни - ни следа.

Отклика напрасно жаждет ухо;

Птицы улетели навсегда!

Спросите, что это за владенья?

Я отвечу: это - песнь моя.

Но напрасно стал бы целый день я

Вдохновенья тут искать, друзья!

Серебрится на ограде иней,

Старости дохнули холода.

Нет певцов пернатых и в помине:

Птицы разлетелись навсегда!

Лето ль снова всколосится пышно,

Осень свой багрец ли разольет

Только птиц уже не будет слышно.

Кто ж дары природы воспоет?

Нет! Цветы, весною оживая,

Нам не скрасят старости года,

Раз - любовь чужую воспевая

Птицы разлетелись навсегда.

Не звучать тут больше хорам птичьим:

Их моя зима спугнула. Ах!

Я уже страдать косноязычьем

Стал за чашей дружеской - в стихах.

Но тебе и старость - не помеха:

Пой, Антье, и дружбу, как тогда,

Прославляй, чтоб не твердило эхо;

"Птицы разлетелись навсегда!"

Перевод Л. Пеньковского

Вот солнышко в поле зовет нас с тобою;

В венке из цветов удаляется день...

Идем же, товарищ мой, - бывший лозою,

Пока не сгустилась вечерняя тень.

Давал ты напиток волшебный... Который?

Веселье в твоем ли я черпал вине?

С вина спотыкаться случалося мне,

Так пусть же лоза мне и служит опорой!

Идем - васильки на полях подбирать

И песен последних искать!

Идем: помечтаем с тобой на досуге.

Тебе я все тайны поверю свои,

Спою тебе песенку в память о друге,

О славе героев, о нежной любви...

И - грянет ли буря, со свистом и воем

Промчится ли ветер, ударит ли град

Под старою шляпой ну так и жужжат

Идеи привычным бесчисленным роем!

Идем - васильки на полях подбирать

И песен последних искать!

Ты, трость моя, знаешь, как часто в мечтаньях

Я мир перестраивал, ближних спасал...

Мой ум не стеснялся в благих начертаньях;

Какие стихи я создать обещал!

А раньше трудился я ради алтына,

Затерянный в массе безродных детей;

Но Муза, отметив печатью своей

Меня еще в детстве, - нашла во мне сына.

Идем - васильки на полях подбирать

И песен последних искать!

Как нянька, с любовью она мне твердила:

"Рассматривай, слушай, читай". Иль со мной

Шла в поле и за руку нежно водила:

"Рви, милый, цветы; их так много весной!"

С тех пор, в стороне от соблазнов наживы,

Со мной она любит сидеть у огня,

Баюкая даже под старость меня,

Иные, вечерние выбрав мотивы.

Идем - васильки на полях подбирать

И песен последних искать!

"Эй ты! Управляй колесом государства!"

Кричат мне безумцы. Родная страна!

Подумай: под силу ль мне власти мытарства,

Когда самому мне опора нужна?!

А ты, моя трость, что мне скажешь на это?

Ну что, если б в ноше обычной твоей

Прибавилась к тяжести лично моей

Вся тяжесть политики целого света?!

Идем - васильки на полях подбирать

И песен последних искать!

Храню я до старости верность былому:

Оно умирает, - умру с ним и я.

Тебя ж завещаю я веку иному:

Другим будь опорой, опора моя!

От ложных шагов избавлял ты, друг милый,

Меня, осторожно в потемках водя;

Так вот - для трибуна, главы иль вождя

Тебя я оставлю у края могилы.

Идем - васильки на полях подбирать

И песен последних искать!

Перевод И. и А. Тхоржевских