Сборник - Мы все с планеты одной

Ты, твой народ – гневили небо,
теперь погибнет Нинивея!
Так мне велел Господь сказать.
Теперь могу я замолчать».
Царь выслушал его спокойно.
«Ведёшь себя, пророк, достойно!»
Встал, взял Иону за плечо.
«Ну, что ты? Я ведь ничего…

Я знаю, прогневился Бог.
А ты – израильский пророк.
Хоть наши Боги многолики,
все знают – ты пророк великий.
И раз через тебя Твой Бог
своё проклятье передал —
я верю в то, что ты сказал».

И тут же писаря позвал.
И траурные взял одежды,
затеплилась вдали надежда…
Он главу пеплом посыпал,
народу – тоже приказал,
Его решенье глашатаи
на площадях провозглашали,
Весь город плакал и стенал…
Рыдали все, и стар и мал.

Все приносили покаянье:
за ослушанье, злодеянья,
жестокосердие и ложь,
и прочее… не перечтёшь…
А если к сердцу обратишься —
и сам, конечно, удивишься,
когда увидишь, чем живёшь.

И Вера стала их сильна.
Тогда Любовь и Милосердье
пред градом встали, как стена —
и Милость Божья снизошла.
Спаслась, раскаясь, Нинивея.
Но огорчился наш пророк.
«Я знал, что так и будет – Бог!
Что я пойду. Что я скажу,
И осужденье заслужу,
Посыплю пеплом я главу,
в пустыню от людей уйду!»
В пустыне стал Иона звать…
И Бога – прошлым укорять.
Песок горяч. Горячий ветер.
«Ты на слезу Господь ответил!

И это я, конечно, знал.
Недаром я тогда… бежал…
Но на своём Ты настоял».
А рядом семечко лежало.
Слеза Ионина упала.
Его обильно полила,
И тыква за ночь проросла.

Исполнив Божье повеленье,
она взросла в одно мгновенье.
Как древо мощное в пустыне,
в ветвях и птицы поселились…
В тени Иона день лежал
и ход событий наблюдал.
И так ему там было мило:
пред ним огромная пустыня,
песка – безбрежный океан,
и мыслей стройных караван.

В тени же жажда так не мучит.
Такой, угодный Богу, случай.
Но только кончилась жара,
послал Господь к нему червя.
Ствол тыквы тот прогрыз… за ночь
И удалился гордо прочь.
Своё исполнил назначенье
И чрева утолил влеченье.

И вновь Иона на жаре,
кипит, как варево в котле.
«Ну что же ты? – кричит он Богу —
И древо не оставил мне!!!»
И мягко отвечал Господь:
«Свою, Иона, любишь плоть,
Не приложив к тому усилья.
И знаешь ведь, что я – Всесильный.
И Нинивею я взрастил,
и блуд, и гордость попустил.

А в ней есть тысячи детей,
что пальцы не сочтут, и дней
быстротекущих не познали.
Их матери – молясь в печали,
и их отцы – открыли бездны
своих грехов… Грехи исчезли.

Я покаяние принял
Будь праведен и стар и мал!»
Ту быль Иона нам поведал,
недаром Божий он пророк.
Он передал, что Бог изрёк.
И совести своей не предал.

Смотрю, как на город рассветные блики
Ложатся, и светятся листья, как слитки,
Гармонию утра нарушить боюсь,
Потерянный, в желтом пожаре стою.
(У времени и у судьбы на краю).
А дворникам вовсе чужда отвлеченность,
В их сонных движеньях сквозит обреченность,
Им тоже губить красоту не с руки,
А может быть, просто ленятся они?
Промчался по улице желтый троллейбус,
Но я не уверен, я все же колеблюсь,
Похоже на ветром гонимый листок —
Но только зачем же второй черенок?

Остывает звенящее лето.
На кустах – паутинки лучей.
В изумрудные травы одетый
Катит чистые струи ручей.

Пожелтели зеленые кудри,
Всюду – гладь и спокойная тишь…
В эти милые осени будни
Не живешь ты, а кажется – спишь…

…Легко проснуться на рассвете
И видеть солнце, грезить вновь,
И осязать, что есть на свете
Святая вера и любовь.

Отбросить помыслы лихие,
Не опасаясь новых бед,
И окунуться, как в стихию,
В предвосхищение побед
Над серой косностью и ленью.
Душой, уставшей от житья,
Парить над сумрачною тенью
Земного хлама бытия…

Твоя душа – белее снега.
А в ней живут любовь и нега,
От буден скрытые едва.
Пока ты любишь – ты жива.

Пока любуешься закатом,
Пока в мечтании крылатом
Ты воспаряешь над судьбой —
Пребудет счастие с тобой!

Беломорье, беломорье,
Заповедные края.
Здравствуй, белое безмолвье!
Здравствуй, Север!
Вот и я.

Здесь неласковое солнце
Осеняет берега.
Сосны, словно копьеносцы,
И – снега, снега, снега…

Льды да снежные заносы —
Лики северной земли.
И гранитные утёсы
Вдаль плывут, как корабли.

Падает, падает снег,
Тихо на остров ложится…
Снега серебряный мех
Лунным сияньем струится.

Остров в покой погружен,
Скрылись далекие дали…
Это похоже на сон.
Он повторится едва ли.

Уже сереет за окном,
Уже светает.
Сижу за письменным столом.
Свеча пылает.
А капли слез ночной свечи —
С небес на землю.
…Я плачу, этому в ночи
Тревожно внемлю.

…Пройти по улице желанной,
Вечерней грустью осиянной,
Где занавесок тонких иней
В твоем колышется окне…
И в каждой встреченной прохожей
Искать мучительно похожесть
И ошибаться, улыбаться
И вздохи прятать в глубине…
Но вдруг – застыть от удивленья!
Стать незаметной, серой тенью,
Прижаться к дереву и долго
Глазами провожать двоих…
И жизни чувствовать постылость,
Что не сложилась, не свершилась
Без мук и радостей твоих…

До рассвета в окно мое вишни стучатся,
Осыпая на землю серебряный мех.
Ничего не хочу для себя, только – счастья
И огромного неба, и солнца для всех.

То не прихоть, ни даже минутная слабость,
И не чья-то чужая, случайная мысль, —
Это чувство в наследство от мамы досталось…
А она лишь на добром построила жизнь.

К ней частенько бывала судьба непогожей.
Но всегда находилось тепло для других!
Потому и седины ее так похожи
На цветение вишен в саду молодых.