Святослав Моисеенко - За чертой тишины

Не унывай! Все будет хорошо!
Плевать, что день сегодня так обычен!
И если ты кому-нибудь смешон,
То для кого-то ты не безразличен!
Не унывай! За далью – горизонт.
В безмолвье звезд слышна оваций буря.
И если жизнь – борьба и вечный фронт,
То пусть тебя минует дура-пуля.
Не унывай! Забудь, что на висках
С годами белый иней серебрится.
Совсем не многих помним мы в веках,
Но ты сумеешь этого добиться!

Здравствуй, Леля, как твои делишки?
«От кутюр» неслыханный наряд?
Как всегда, наивным старым книжкам
Предпочла журналов модный ряд?
Здравствуй, Леля. Здравствуй, дорогая,
Я тебя давненько не видал.
Нет, конечно. Что ты, понимаю…
Да. Наслышан я про твой скандал.
Про развод с каким-то старым мужем,
Про алмазы, дом и инвентарь,
Что с тобой был очень близко дружен
Молодой, красивый секретарь.
Ты сегодня что-то не такая…
Тает денег сладкий леденец?
Ничего. Ты справишься, я знаю.
Выйдешь снова замуж, наконец.
Так что, Леля, будет все, как прежде,
Главное – любви не обещай.
Я же удовольствуюсь надеждой
Говорить тебе свое «прощай»!

Забытые мечты для вас пою сегодня,
Несбывшиеся сны, тревоги прошлых лет…
На тишину дорог, подаренных природой,
Загадочной игрой беззвучно падал снег.
Забытые слова. Ну кто сегодня помнит,
Как трепетно любил по молодости лет.
Вопросы, что ушли походкой беззаботной,
Не требуют уже так нужный им ответ.
Забытая печаль. Нечаянная радость,
На желтые листки зимы упала тень.
И чтобы в мире жить, нужна всего лишь малость —
Возможность увидать с рассветом новый день.

Великий мастер, древней кисти повелитель,
Писал задумчиво загадочные сны…
И нашептал ему на ухо Искуситель
Нарисовать портрет Христа и Сатаны.
Мол, где добро, там и для зла открыта дверца,
Несправедливость не должна торжествовать,
И только искреннее, любящее сердце
В борьбе со злом всегда способно побеждать.
Перед собой художник ясным взглядом видел,
Нарисовать он так хотел те два лица!
Те два, которые любил и ненавидел,
Боготворил и проклинал за чудеса…
Нашел он юношу с лицом, прекрасней неба,
С изящной грацией, красивейшим из тел,
Добавил в краску слез, вина, елея, хлеба,
И лик Спасителя с него запечатлел.
Летели годы. И художник по привычке,
Пройдя лишения, погромы и войну,
Никак не мог найти столь страшного обличья,
Чтоб написать с него злодея Сатану.
Однажды летом, на проселочной дороге,
Когда искать осточертело самому,
Он повстречал того, кто, позабыв о Боге,
Безумным ликом испугал бы Сатану.
И вот когда побольше, чем на половину
Ужасный лик глядел загадочно с холста,
Сказал натурщик: – Покажи-ка мне картину.
Ту, на которой ты писал с меня Христа.

Заходи. Ну что ты? Заходи,
Не смотри тоскливо исподлобья.
Я не злюсь на то, что не смогли
Уберечь друг друга от злословья.
Нам не шел тогда с тобою фарт,
И что делать, мы не знали сами,
Нам в колоде не хватало карт,
Чтоб зайти друг к другу козырями.
Мы влюбились, в общем-то, не в тех,
И не та светила нам удача,
Мы с тобою разошлись при всех,
А могли бы поступить иначе.
Был таким похабным наш скандал.
Нам казалось, что мы оба правы.
Но никто тогда еще не знал,
Что итог – обоим не по нраву.
Ты стоишь и смотришь на меня,
Позади – распахнутые двери…
Так легко утратить, не храня,
До конца друг другу не поверив…

Моя кузина – белошвейка —
В пыли сверкающий алмаз.
И ей, отнюдь не за копейку,
Богема делает заказ.
Она строчит без передышки,
Своей машинкой у окна,
Сорочки, блузочки, штанишки
Театру, хору и «На-На».
Ее коллекция бездонна
И неподвержена годам.
Когда-то даже Примадонна
В ее нарядах пела нам.
Узором, трепетно-красивым,
Ложится снег на тротуар.
А белошвейка шьет стыдливо,
За нестыдливый гонорар.

Отшумели давно революции,
За Россию был выплачен штраф.
Мне бы выпить с моей Конституцией,
И желательно, – на брудершафт.
Чтобы было всегда понимание,
Обоюдный во всем интерес…
Конституция – это признание,
Что в России есть тоже прогресс!
Отчего ж к нам тогда невнимательна
Конституции гордая стать?
Я Ее изучаю старательно,
Ну, а Ей на меня наплевать.
И сегодня, по паперти шаркая,
Свой закон формулирую я:
Пусть Она со своими Поправками
Наконец-то изучит меня!

Мы по жизни с тобой разбросали
Все, что лучшее было у нас,
Останавливаться не желали,
Не хотим тормозить и сейчас.
Мы живем, беззаботные дети,
С небольшой сединой на висках,
И досадные признаки эти
Прикрываем мечтой в облаках.
Наши спины уже не согнутся
Под количеством прожитых лет,
Потому что сердца рассмеются,
Помня пламя любви и побед.
Я не знаю, что мне обещалось,
Никому не дано знать итог...
Но когда-то, с друзьями прощаясь, —
Буду знать, что сумел я и смог!

Я люблю эти зимние ночи,
Серебристый дымок фонарей,
И снежок, что застенчиво хочет
Удивить меня танцем теней.
Красота запорошенных улиц,
И нетронутый снежный ковер,
По которому едет, сутулясь,
На такси одинокий шофер.
За луною – морозные звезды,
И узором застыла вода.
Тишина, ночью снежною, поздней,
Рассыпается искрами льда.
Все еще впереди. Знаю точно —
Не прошло еще время чудес...
Я во сне, этой сказочной ночью,
Увидал откровенье небес...

Соленый бриз далеких берегов,
Палящий зной безжизненной пустыни…
За горизонтом призрачных веков
Они хранят загадки и по ныне.
Они зовут в дорогу за собой,
Чуть приоткрыв завесу древней тайны,
На диком пляже шепчущий прибой,
И на закате скрип бархана дальний.
И я иду. Пустынные пески…
Мираж разносит эхо каравана.
А я иду. Я знаю, так близки
Пустынный пляж и волны океана.
За миражами скрылись миражи,
Уснули волны на рассвете рано…
Моя, порою непростая, жизнь
Так коротка для долгого обмана…

Закружил нас роман непутевый
Малой искрой на сильном ветру,
Мы с тобою прощаемся снова,
Проводив до дверей по утру.
Прячем мы от друзей и знакомых
Нашу жизнь, опуская глаза,
Обойти попытавшись по новой
Допотопное слово «нельзя».
Равнодушно до боли киваем,
Мимоходом – пожатие рук,
Мы опять на себе замыкаем
Из приличных условностей круг.
Наплевать! И друг другу навстречу
Задыхаясь в улыбке родной…
И когда-нибудь я не замечу
Тех, кто держит кинжал за спиной…