Array Литагент «Новое издательство» - Мой Милош

Он подходит к мелкой заводи, вроде бы пляжу.
Там загорает компания из усадебки-пансионата,
Скучающие дамы, скучающие господа,
Болтая о кто-да-с-кем, о бридже и новом танго.
Этот юноша – я. Я им был, а может, остался,
Хоть полвека минуло. И помню я, и не помню
Его и их разделенными. Он другой, он чужой, чужой.
Замкнувшись в его уме, они уезжают, гибнут,
Он презирает их, судья и наблюдатель.
Так-то вот болезненность возраста созревания
Угадывает болезнь исторической стадии,
Которая хорошим не кончится. Чего не сознающие
Заслуживают наказанья: желали жить, и только.

Волна, обломки камыша на гравии, облака.
За водой деревенские крыши, лес – и воображение.
В нем еврейские местечки, поезд на равнине.
Abyssus. Земля шатается. Неужто лишь теперь,
Когда я тут открываю лабиринты времени,
Как если бы знать означало понимать,
А за окном колибри танцуют свой танец?

Я должен был. Чтó должен был, пятьдесят пять лет назад?
Жить в радости. В гармонии. В вере. В примирении.
Как будто можно было. А потом удивленье:
Почему они не были умными? Будто бы слагается
Игра причины и следствия. Нет, и это сомнительно.
Ответственность ляжет на всякого, кто дышал.
Воздухом? Неразумьем? Миражем? Идеей?
Неясный, как и всякий, кто жил там и тогда,
Исповедуюсь перед вами, мой молодой класс.

Лекция II

Нежные сёстры и матери, возлюбленные и жены.
Подумайте о них. Они жили и носили имена.
Я видел на раскаленном адриатическом пляже
Тогда, между войнами, девушку такой красоты,
Что хотел остановить ее в невозвратном мгновенье.
Ее стройность, обтянутая шелковым костюмом
(До эры синтетических тканей) цвета индиго
Или же ультрамарина. Глаза фиалковые,
Волосы белокурые, рыжеватые – дочь патрициев,
Рыцарских, может, родов, ступающая твердо.
Светловолосые юноши, тоже пригожие,
Были ей свитой. Сигрид или Инге,
Из дома, где запах сигар, благополучие, порядок.

«– Не уезжай, безумная. В иератические статуи
Укройся, в мозаики соборов, златоцветные зори,
Останься эхом на водах при закате солнца.
Не губи себя, не вверяйся. Не возвышенность и хвала,
Тебя зовет обезьяний цирк, твой племенной обряд».

Так я мог бы сказать ей. Сущность? Личность?
Душа неповторимая? А день рождения
И место рождения, как положение звезд,
Контролируют, кем она будет? Чтоб ее соблазнила
Любовь к обычаям, послушание-добродетель?

Ошибался, однако, Данте. Не так оно творится.
Приговор – коллективный. Вечному осуждению
Следовало бы предать их всех, да-да, всех.
Что, пожалуй, невозможно. Супротив Иисуса —
Чайники в цветочек, кофе, философствованье,
Ландшафт, бой часов на ратушной башне.
Никого не убедит Он, жалкий, черноглазый,
С горбатым носом, в нечистой одежде
Пленника или раба, один из бродяг, которых
Справедливо отлавливает и изгоняет государство.
Теперь, когда я знаю много, я свои же грехи
Вынужден себе прощать, их грехам подобные:
Я хотел сравняться с другими, быть всегда как они,
Замкнуть слух, не слушать призыва пророков.
Поэтому я понимаю. Уединенный дом, зелень,
И из глубин ада фуга Себастьяна Баха.

Лекция III

Бедное человечество кочует по вокзальным плитам,
Шапки-ушанки, платки, ватники, тулупы.
Спит вповалку, поезда ждет. От дверей тянет морозом.
Входят новые, стряхивают снег, прибывает грязи.
Я знаю, не для вас это знание о Саратове или Смоленске,
Что и к лучшему. Кто сумеет, пускай избегнет
Состраданья, этой боли воображения.
Так что не буду точен. Едва лишь обрывки, набросок.

Появляются. Их четверо. Трое мужчин и женщина.
Сапоги из мягкой кожи, первого сорта,
Куртки из дорогих отрезов. Шагают уверенно, ловко.
Ведут на поводке овчарок. Поглядите на нее,
Широкую, чуть сонливую, недавно из-под мужика,
Презрительно поглядывающую из-под бобровой шапки.

Это ли не доказательство, кому принадлежит власть,
Кто здесь получает награду? Идеологическую,
Если кому так хочется. Ибо здесь ничто
Не явлено, всегда переодето в ритуальные фразы,
Хотя страх настоящий, а люди покорны,
И там, откуда едут эти четверо, в снежной метели,
Настоящая колючая проволока, лагерные вышки.

На Конгрессе защитников культуры в Париже
Весной тридцать пятого года мой товарищ-студент,
Странствовавший по Европе, Гюнтер из Марбурга,
Смеялся. Поклонник Стефана Георге,
Он писал стихи о рыцарских доблестях
И носил карманное издание Ницше.
Ему предстояло погибнуть, может под Смоленском.
От чьей пули? Одного из этих спящих?
Надзирателя с овчарками? Зэка из-за колючки?
Этой Нади или Ирины? Он ничего о них не знал.

Лекция IV
С действительностью что мы сделаем? В словах где она?
Едва мелькнет и уже исчезает. Несочтенные жизни,
Никогда не вспоминаемые. Города на картах
Без лица во втором этаже дома на рыночной площади,
Без них двоих в кустах у газового завода.
Времена года возвращаются, горные снега, моря,
Оборачивается синий шар земной,
И молчат те, что бежали под артобстрелом,
Припадали к сырой земле, чтоб она спасла,
И те, кого увозили из дома на рассвете,
И те, кто выполз из-под груды окровавленных тел.
А я здесь, инструктор по делу беспамятства,
Поучаю, что боль проходит (потому что боль – чужая),
Мысленно продолжая спасать панну Ядвигу,
Маленькую горбунью, библиотекаршу,
Что погибла в бомбоубежище того большого дома,
Считавшемся надежным, но обвалился,
И никто не сумел дорыться сквозь пласты стены,
Хотя много дней был слышен стук и голоса.
И вот навеки, навсегда потерянное имя,
Ее последние часы неизвестны никому,
И время, что унесло ее в слое плиоцена.
Истинный враг человека – обобщение.
Истинный враг человека, так называемая История,
Предписывает и пугает множественным числом.
Не верьте ей. Предательская и коварная,
Она не анти-Природа, как нас учил Маркс,
А если и богиня, то слепого Рока.
Скелетик панны Ядвиги, место,
Где пульсировало сердце. Одно это кладу
Против необходимости, права, теории.

Лекция V

Христос воскрес из мертвых. Всякий, кто в это верит,
Не должен вести себя так, как ведем себя мы,
Растерявши верх и низ, право и лево, небеса и бездны,
Но пытаясь как-то пробраться, в автомобилях, в ложах,
Мужчины хватаясь за женщин, женщины за мужчин,
Проваливаясь, подымаясь, заваривая чай,
Намазывая хлеб, ибо снова день.

И снова год. Возвращается время подарков.
Елки в огнях, гирлянды, музыкальность,
Нам, пресвитерианам, католикам, лютеранам,
Сладко петь на церковной скамье с другими,
Благодарить за то, что мы по-прежнему вместе,
За дар вторить Слову, ныне и во веки веков.