Татьяна Максименко - Восьмая часть света (сборник)

Надежда – это шаг в грядущее,
Мысль, что твое желанье сбудется.
Надежда терпящая, ждущая,
Живая, как в песках верблюдица.

Питается она колючками,
От солнца силой наполняется…
Спешит с погонщиками лучшими
Туда, где тени удлиняются.

Под небом южным, синим, шелковым —
Погонщики кнутами щелкают,
Надежда воду пьет и щурится:
Она верблюдица, не курица!

Ее запас великий прочности
Подобен радуге над пропастью.
Надежда утоляет жажду и
Меняется минуту каждую.

И гордо в караване шествует,
Храня в глазах отвагу женскую.

Вера с вербой у реки сплелась:
Дождалась весны – и дней погожих.
Простиралась тихой веры власть
На цветы, на птиц и на прохожих.

Веря, что с улыбкой день пройдёт,
Вдруг тюльпаны вспыхнули, алея,
И отведав солнечных щедрот,
Расцвела сирень – и радость с нею.

Ласточки, преодолев моря,
Так блаженно, с верой, щебетали,
Что, подумав: «Жизнь прошла не зря…»,
Горевать старухи перестали.

Кто люб тебе, кто сердцу мил?
Но сердцу не прикажешь…
Любовь порой лишает сил,
Она подобна краже!

Любовь всегда есть кража: сна,
Души и вдохновенья.
Хотя небесной быть должна,
Земной мелькает тенью.

Любовь земная! Стынет плоть,
Зовет к себе кого-то.
Быть рядом нам велел Господь,
Наполнить мёдом соты.

Но горек мёд и сладок яд,
Вкуси: любовь – отрава!
И снова старцы говорят:
– О времена! О нравы!

Мегалит – эта глыба времени
Нас придавит, в конце концов.
Солнце бродит в декабрьской темени,
Лик его от зари пунцов.

Где душа, там борьба извечная:
Тьмы и света, добра и зла…
Остановка в тумане млечная:
Нас от бегства она спасла.

Мы вернемся туда, где плещутся
Материнские воды любви,
Где в начертанном круге мечутся
Безголосые соловьи.

Жизнь без смысла, как небо без облака,
Как без карпа – унылый пруд.
Сколько нужно песка и щелока,
Чтоб стереть бесполезный труд!

Чтоб кленовым зеленым листиком
Свет ловить, под дождем дрожать,
Чтобы пылким пророкам и мистикам
Было стыдно наш страх умножать.

Ну, что ты знаешь о любви,
Глаз не сводя с чужой постели?
Умолкли ласточки твои,
И соловьи твои не пели.
И разлетелись воробьи,
Молчат сороки-белобоки…
Ну, что ты знаешь о любви:
Мобильные звонки, упрёки?

Пройдет забвения волна,
Вновь – раздражение и скука.
Любви угодна тишина,
Любовь – труднейшая наука!
Любовь, презревшая святош,
Опережающая время,
Вчера – легчайшая из нош,
Сегодня – тягостное бремя.

Любовь, разлитая везде,
Искрится, как весенний ливень!
И в животворной той воде
Мир станет чуточку счастливей.
Но ты не станешь – соловьи
В твоих садах еще не пели…
Умолкли ласточки твои.
Лёд одиночества в постели.

Жизнь! Разве рифму к тебе подберешь?
Ландышей вдох – и черемухи выдох.
Ветер в округе. Волнуется рожь.
Поле в оврагах, как в давних обидах.

Солнце скользит по упругости трав,
В ряске озерная глубь золотая…
Тот, кто живет на земле, тот и прав,
Ползая, плавая, в небо взлетая.

Жизнь – как стихия движенья, она
Требует жертвы: любви, отреченья…
Поле подсолнухов – или страна,
Головы давшая на отсеченье?

Я никогда не пойму до конца
Смысла за полем открывшейся дали,
Смутно предчувствуя профиль Творца
На стороне оборотной медали.

Ты, да я, да мы с тобой – формула любви.
Свиток моря голубой, облака в крови.

Ветер дует в спину нам, тлеет уголёк,
По крутым морским волнам путь лежит, далёк.

По горам, да по лугам, глядя солнцу вслед,
Так легко бежать ногам много, много лет.

Остановки нет в пути – всё бегом, бегом…
Солнце, ты свети, свети, в небе голубом!

Милый, ты в плечо дыши, рук не разжимай,
Зеркало моей души, ландышевый май.

Жизнь, кипи! Дитя, расти! Сердце, колотись!
Коль уснёшь, в стране любви снова очутись!

Много времени утекло… Лето забыли оба.
Осень, светлая как стекло, жаркая – до озноба,

Нищая – роща обнажена, хрустнут во тьме ключицы, —
Словно будущая жена, властно в окно стучится.

Милая, кто тебя пустит в дом? Здесь потолок, там – небо!
Осень мечется за углом, просит воды и хлеба.

Жар, смущенье, встречи наив, запах, рогожей укрытых
Яблок: их румяный налив в ящиках и корытах.

Но не зря сквозит холодок, колется глаз с прищуром.
Год пролетит… И еще годок… Так нам и надо, дурам!

Жить любовью и петь взахлёб могут лишь единицы.
У остальных – в морщинах лоб, в пальцах проворных спицы.

Невыносимо видеть тогда глупых соперниц счастье:
Снег, прогибающий провода, солнечный луч в ненастье.

Ночь, Новый год: снега крестный ход.
Лёг он у крыльца, смыл печаль с лица.

Снежные шары, снежные шатры,
Снежные – гляди! – горы впереди.

С прошлым годом в ночь оборвался трос.
Улетели прочь снегири с берёз.

В царстве белых роз, юрких снежных пчёл,
Ангел со свечой мысль мою прочёл…

Голубые стрекозы колышутся в танце:
Хлопьям снега почудился свет фонаря.
Если встретимся мы, нам уже не расстаться,
Ждем любви, откровенной, как эта заря.

Это губы мои не хотят передышки,
Это сердце мое не желает молчать.
Это легкий огонь, это снега излишки,
Это юной зимы ледяная печать.

Но растаял сугроб, что в коня воплотился,
Ах, как белого мне не хватает коня!
С крыш свисают сосульки… Наш дом очутился
На краю декабря, леденцами звеня.

Под шарами согнулась еловая ветка,
И предчувствие близкого счастья, как встарь,
Перехватит дыханье… Ну что же ты, детка,
Слишком долго листаешь любви календарь?

Знакомая незнакомка: шляпа и перо.
Мы с нею давно не виделись: помнит она добро?
За столиком ест пирожное: к сладкому аппетит.
Думаю, дело в шляпе: шляпа ее молодит.