Татьяна Максименко - Восьмая часть света (сборник)

И я, и она обжигаемся: кофе – нет горячей!
Наш разговор не вяжется… Льдом покрылся ручей!
Я ухожу, не прощаясь, в жизнь, где размытый путь.
Мне преграждает дорогу с крыш весенняя ртуть.

Просторный март, Великий пост,
Надежды музыка органная…
Путь в небо на земле непрост,
И не случайны – долгожданная
Капель, гортанный птичий крик,
Минувших дней сырое крошево…
Взгляни на этот светлый лик:
Ты видишь, сколько в нем хорошего?

Цветок и женщина:
Их родственная связь
Столь ощутима раннею весною,
Что женщина взрывает, не боясь,
Лед отчужденья… Теплою волною
Души расцветшей в мир несет добро,
Губ лепестками праздник украшает.
О, женщина, Адамово ребро!
И эта мысль Адама утешает.

Ты – свет, животворящая вода,
Ты – мать и дочь, дорогой поколений
Идущая неведомо куда,
Всегда причастна к вечности мгновений.
Оставишь след – а в нем цветок расцвел,
Подаришь взгляд – а в нем горят созвездья!
Господь тебя в наш грозный мир привел,
И стала ты любви желанной вестью.

Незнакомая женщина
на перроне стояла:
помню лишь нитку жемчуга,
губы цвета коралла.

Чья-то дочь или крестница
вдаль глядела с тоскою,
Молодая ровесница,
очи – чудо морское.

Красота ей была дана
в дар от щедрого Бога,
с тонким запахом ладана
у земного порога.

Слёзы горько-солёные
рукавом утирая,
на ступеньку перронную
возвращалась из рая.

Чья-то дочь или крестница,
незнакомая грешница
за колонною скрылась
и в толпе растворилась.

Вот женщина. Красавицы такой
Не отыскать: она живет, играя.
И ею нарушаемый покой
Воспринят всеми, словно ветер мая.

Проходят годы, а она свежа,
Морщины украшают лоб просторный,
И призрачною кажется межа
Меж красотой и возрастом… Проворный

Огонь в её очах всё также жгуч,
И прошлого зола – его не скроет.
Душа – как вечной женственности луч
В пространстве, где пылает астероид!

…Но постепенно в плен её берут
Соблазны, к краю жизни подвигая…
Что ж, продолжай непостижимый труд
В другой толпе красавица другая!

Душа у юной девушки светилась:
она венки плела, бросала в воду.
Грустила у окошка в непогоду,
веретеном у зеркала крутилась.

Шла берегом, дышала ширью неба,
входила в лес, где солнцем пахла хвоя…
В девичье сердце проникала нега —
влюбленное, невинное, живое.

Услышав неприметную кукушку,
приворожив ее веселым смехом,
вспугнула белку, глядя на верхушку,
где ствол сосны сливался с рыжим мехом.

Домой вернулась, и, обняв подушку,
уснула… стала полнозвучным эхом.

Мы все одержимы своими желаньями,
мы все переполнены ложными клятвами…
В толпе пробегаем меж серыми зданьями,
где синее небо темнеет заплатами.

Пока мы сражаемся с внутренними бесами —
врагами души с их плодами червивыми,
дышу учащенно, в покрытой завесами
стране, усыпленной благими призывами.

За сценой – с ее извращенной манерностью,
с изнанкою жизни, за вздохом естественным,
в подземке, в толпе, за предательством, верностью,
за совестью вслед, за роптаньем наследственным —

теряю любимых! За линией кладбища,
за голою правдой – шоссе извивается.