Иван Гусаров - КИЧЛАГ

По перрону мчится дама,
Сумка порезана в клочья,
Не поможет родная мама
Горем убитой дочке.

Осталась без денег, одна,
Пассажиры отводят взоры,
Шумит вековая сосна,
Молчат уральские горы.

На станции Красный Винтарь
Беспощадно впрягайся в драку,
Подельник живет Собокарь,
Он знает любую собаку.

Повесили новый фонарь,
Сверху желтая крышка,
Вот Коля стоит Собокарь,
Здравствуй, Коля, братишка.

Коля кивнул: «Отойдем,
Сейчас начнется истерика,
Утром, вечером, днем
Свои Пашки Америки».

На станции Красный Винтарь
Участковый служил не один,
Освоил блатной словарь,
Под поезд попал гражданин.

Шустрят не только бакланы,
Долго не ищут причину,
Надолго изменят планы,
Загонят приблуду в бочину.

На станции Красный Винтарь
Не счесть налетов, напасти,
Едет щипач и блатарь,
На пальцах наколоты масти.

До четверти прошлого века
Терпил давили, как семечки,
Гуляла криминальная Мекка,
Золотое было времечко.

На станции Красный Винтарь
Покончил Союз с беспределом,
Малолетки читают Букварь,
Пишут на досках мелом.

Влево глянешь – пересылка,
Справа – видится централ,
На столе стоит бутылка,
Телик крутит криминал.

Влево глянешь – вор на воре,
Справа – честный депутат,
Висит афиша на заборе –
В олигархи новый кандидат.

Бежит по миру слава,
Ни догнать, ни перегнать,
Криминальная держава –
Век свободы не видать.

Влево глянешь – дядя Ваня,
Отволок семнадцать зим,
Вот была парная баня,
Хоть и северный экстрим.

Слева – зона малолеток,
Справа – женская тюрьма,
Там немало скрытых клеток,
Пресс голимый дотемна.

Влево глянешь – участковый,
Справа – катит автозак,
Наболтают срок по новой,
Найдется тухленький висяк.

Балом правит Сатана,
Не узреть, не обуздать,
Криминальная страна –
Век свободы не видать.

Святость очень далеко,
Любого гражданина опроси,
Выполнять законы нелегко,
Все в криминале на Руси.

«Учись у камня твердости», –
Говорил известный вор,
От мягкости родятся подлости
И вертлявый, чахлый разговор.

Кум ведет прямую речь:
«Дали мизерные сроки,
Я не в силах всех стеречь,
Кто резал сук на пищеблоке?»

Гранит кроваво-красный,
Мы грузим его в трюм,
«Ты бьешься, кум, не красно,
Спроси у камня, кум».

«Ты очень важная фигура,
Но дал неправильный ответ,
Тебе десять суток БУРа,
Передай подельникам привет».

Кум поддерживает темп,
Сеет рознь среди народа,
Ему нужен вялый штемп
И пустая, мелкая порода.

Упрись рогом и молчи,
Нужны быки для бойни,
Приблуду вовремя точи,
От мягкости все сучьи войны.

Принял свойство пластилина,
Скользить и падать будешь долго,
Теперь ты – стоптанный мужчина,
Сшили стоптанного волка.

Из камня сделан вор,
Прячет ссученный глаза,
Свой у браткового коридор,
Своя у лагеря стезя.

По небу катится Луна,
Млечный светится прибой,
Спит усталая тюрьма,
Парус белый над водой.

Окружен водою форт,
До суши мил немало,
Покинул парус рано порт,
Нет условного сигнала.

За свободу все отдашь,
Прыгнешь в жуткий водоем,
На лодке смелый экипаж.
С лодки машут фонарем.

Сердце рвется из груди,
Арестант поймал кураж,
Свобода, свобода впереди,
За свободу все отдашь.

Сильный, дерзкий, увлеченный, –
Сложат песнь в народе,
Какой на свете заключенный
Не мечтает о свободе.

Меркнут деньги, власть,
Чины, почеты, звания,
Не убить к свободе страсть,
Не удержать желание в здании.

Невольник прыгнул в воду
По примеру Монте Кристо,
Лапшу навешивал народу,
Творил писатель быстро.

Свел концы с концами,
Точки высветит Дюма,
Граф воюет с подлецами,
Прячет горе от ума.

Заскрипели резко тормоза,
Улетел красивый сон,
Арестант открыл глаза –
Опера творили шмон.

Решил идти в побег,
Зло кричал дубак,
В пачке папирос Казбек
Лежал заточенный наждак.

Гниет беглец в подвале,
Свернулся с вечера в клубок,
Долго бегал, но поймали,
Навылет прострелили бок.

Арестант опустился на шконарь,
Шмонали верхний ярус,
В сознании потухал фонарь,
Уплывал надолго парус.

Выпьем за встречу, братва!
Залечил на сердце зарубки,
Пусть будет хмельной голова,
Но трезвы и честны поступки.

За успех поднимем, братва,
Свободу замесим погуще,
Есть еще на земле острова,
Где раскинулись райские кущи.

За дружбу, братва, нальем.
В городах, поселках, селениях
Пусть зоны зарастут полыньем,
Будут одни поселения.

Выпьем, братва, за честь,
Неверия слышатся звуки,
Лучше в зону спокойно сесть,
Чем быть продажной сукой.

Выпьем, братва, за удачу,
За свою родную обитель,
Пусть всуе о нас не судачат,
С горя запьет обвинитель.

Выпьем, братва, за свободу,
Нет в мире сильнее жажды,
Дважды не входят в воду,
На свет не рождаются дважды.

На прощание выпьем, братва,
Видимся мы не часто,
Пусть будет хорошей молва,
Мы тоже к России причастны.

Привет, Лаврентий Павлович,
Беспокоит лагерная пыль,
Вертухай – колымский сыч,
Ворошит гулаговскую быль.

Помнит сдержанный восторг,
Была амнистия объявлена,
Опустел больничный морг,
Отпускали не только отъявленных.

Усатый преставился в бозе,
Расшатали здоровье годы,
Не видел Лаврентий угрозы,
Выпустил пар свободы.

Не права скороспелая критика,
И реакция очень нервная,
Уходила на волю политика,
Пятьдесят восемь, часть первая.

До пяти лет включительно
Закон судимость гасил,
Надежда остальным политикам,
Набраться терпения и сил.

Искупил Лаврентий вину,
Был он не раз жесток,
Разгрузил лагеря и тюрьму,
Хлынул на волю поток.

Миллионы ушли от смерти,
Не считались больше врагами,
Коснулись гражданской тверди,
Не качалась земля под ногами.