Наташа Денисова - Январи. Стихотворения

март достает из ножен самурайский меч,

срывает жемчуг с тонкой шеи улиц.

никто не сможет так, как он, сберечь.

никто как он не поцелует

холодным ветром.

весенний воздух украшает порты.

нет расстояния от любви до смерти,

нет имени у них.

ты помнишь долго падал снег,

так долго падал снег?

и побелели вдруг глаза

людей, что были живы в зиму ту.

а мы стояли у метро, как у святынь,

и знали, что наступит март.

а что если не случится большой любви?

не станет офелия горевать.

когда ты глядишь на людей с трибун —

так сложно, так боязно выбирать.

и гамлет мертв и огонь в глазах

погас, как свеча в ночи.

но только кто-то все время приходит в зал

и так кричит!

играть офелию сложнее, чем ею быть:

тридцать чужих смертей за всего полгода.

и вот в один обычный холодный март

ты начинаешь верить, что это правда.

ты начинаешь видеть в прохожих уильяма…

ах, уилям, уильям, какой финал.

если бы над твоими ушами смерть застучала

крыльями —

ты бы не так писал.

ты б не топил офелию ни в одной реке,

и по ее следам…

в тонкой линии на ее руке

гамлет нашел свой дом.

как цветы из гранитных плит

смотрят звезды на нас с тобой.

здесь, наверное, край

света.

на небе никто не узнает тебя по земным приметам.

а, значит, спи, закрывай глаза.

такой тут воздух – не избежать грозы.

и по всей комнате движений твоих узор

и запах дыма.

я каждый раз, когда вижу тебя, —

будто снова стою у дома.

и мне восемь, колени разбиты в кровь.

а вокруг дышит лето тишиною своих трав,

шумом рек.

спи. всему ведь отмерен срок

от вечера и до вечности.

но только пусть для тебя звучит

мой голос.

через тернии в космос этих сумрачных улиц

как в зрачки возвращаюсь твои.

когда умолкнут звезды, язык мой высохнет

от молитв,

когда не увижу тебя я с большой земли,

не разгляжу, прищурясь, что там, внутри…

ты тоже сюда приди.

вот самолет в тишину летит,

вот поезд мчится на небеса.

и ты, от весен устав,

молчишь.

сколько прошло времени?

сколько?

мы поднимаемся на чужой этаж.

знаешь, бывает такое чувство,

словно все время спишь,

и снится тебе не твой сон.

ты проходишь как снег или дождь.

природа всего – пустота.

ровно в полночь этого века

мы встретимся на мосту.

как уставшие звери в бреду погони

мы посмотрим в зрачки. я тебя не вспомню.

как же бел и прозрачен воздух.

представь, во всех миллиардах азий

мы вот так же стоим на мосту.

тоска атома по виску,

где он смог рассказать о своей тоске;

плыть по лимфе, оставаться на берегу,

видеть сердце издалека.

тоска атома по зиме,

по возможности захлебнуться белым.

но вокруг словно каземат,

за стеной которого вечер спеет.

тоска атома по тебе,

каждого атома на земле.

невозможность разрешить ее,

завершить.

и звук, обрывающий этажи,

разрушающий города,

заставляющий ждать.

ждать.

но обнимая воздух

каждый раз ты обнимаешь шепот

ушедших до, пришедших после.

ты думаешь, что человек,

на самом деле остров

и океан вокруг, наполненный словами.

и ты идешь туда, где целовали,

любили где, до обморока, жадно.

на улице темно, прохладно.

надень-ка свитер чтобы не простыть.

я никогда не буду как они любить,

то, что во мне, сильнее, беспощадней.

и я стою как мир в твоей парадной,

далекий неизвестный мир.

да, мой друг, жизнь оказалась проще,

как сочинение во втором классе.

здесь нет обжигающей вечной любви,

только цветение риса…

и все как долгий бессмысленный праздник.

да, мой друг, жизнь оказалась сложнее,

как лучший роман кафки.

яблоневый сад или снег белеет

за окном —

все пройдет. ничего не жалко.

что есть медленная наша земля?

она вертится, превращаясь в золу.

засыпают, воздух запахом серебря,

деревья цветущие. так утрат

не сосчитаешь.

только открыв глаза,

ты видишь, как самолет поднимает трап,

как он летит, раздваивает крылами время.

я не знаю, как называют это —

неизбежность, судьба, карма…

только я возвращаюсь к тебе,

все время я возвращаюсь к тебе.

бывает идешь по шумной глухой москве,

смотришь под ноги,

вспоминаешь что-то из прошлого,

поднимаешь взгляд – вот он ты,

в каждом слове неосторожно брошенном,

в каждом движении быстром…

во всех языках, нотах, числах.

бывает идешь мимо башенок и подъездов,

и все так тихо, и все так ладно.

закрываешь глаза – видишь кресло,

а на нем дед максим, и в руке ладан.

что он разглядел за чертой, в синей дали?

как мы не умели ждать его и не ждали,

как мы не умели помнить его и не помним…

кто мы, не узнавшие войны,

не глотавшие сырой земли комья?

кто же мы, идущие как чума по свету,

и найдем ли мы того, кто ответит?

и вот мы были.

не знали боли.

в автомобиле

небесным полем

летели к свету.

теперь нас нет и

мы все сказали.

там, на вокзале,

в жутчайшей давке,

когда так громко,

что перепонки

звенят.

но кто услышал?

но кто запомнил?

ответа нет.

и я знаю, что высшая добродетель —

любить, не требуя ничего взамен.

но помнишь в детстве

нам рассказывали притчу о сеятеле?

что с ним стало, когда мир постарел?

что с ним стало, когда никто не верил,

не прорастали зерна,

когда каждый брал в руки плевел

и убегал с восторгом?

ни дыма, ни огня —

такие здесь края.

ни веры, ни тоски.

идут, идут полки.

шуршит, поет листва.

– скажи мне в двух словах,

что видели они

на том конце земли?

кто плакал, кто рыдал,

когда их провожал?

– мне руку не разжать,

и сложно объяснить.

мне с ними уходить.

какая тихая большая ночь,

как складывается в нее пространство.

и я иду, за мною дождь

неслышно, будто бы боится.

и я иду.

за мною ты

и сотни километров.

я знаю все. я помню все:

как спящий в юрте

расскажет наизусть снега,

как ждут влюбленные звонка

и ненавидят время,

как вышивают ружья армий

родные имена…

но только не упоминай,

вовеки не упоминай

о том, как я хочу забыть.