Нина Ягодинцева - Избранное

Ещё повсюду, как на лёгкой ткани,
Ни золота, ни серебра,
Но диких трав глубокое дыханье –
Начало сентября.

И веет упоительно и пряно
От буйных пустырей,
Где за поникшей гривою бурьяна
Стеной стоит пырей,

И робко тянет к небу повилика
Последние цветы,
И птичьего стремительного крика
Не слышно с высоты…

Все звуки гаснут. Наполняют землю
Жара и тишина,
И воздух густ и зелен, словно зелье
Беспамятного сна.

Когда земля начнёт свой новый круг,
Мы будем три сестры:
Анастасия, Антонина, Нина.
Мы будем жить в большой глухой избе
Над быстрою холодною рекой,
С утра до вечера, над пяльцами склонясь,
Мы будем вышивать:
Клубнику – алым,
Зелёным – листья,
Белым – лепестки.
Вечерний дух нахлынет от реки –
Мы сказки страшные припомним:
То злую ворожейку Паучиху,
То гиблый омут, то глухой сосняк,
Где под зелёным холмиком земли
Давным-давно бродяга похоронен…
Приданое лежит по сундукам:
Вот скатерть с белым выбитым узором,
Вот покрывало на постель,
Подзор,
Салфетки с петухами и цветами,
Шуршащие сатиновые платья,
Холодные шелковые платки…
Вечерним духом тянет от реки.
Но кто-то едет!
Нет, всё тихо-тихо.
И всходит на крыльцо,
И дверь скрипит…
Всё кончилось.
А дом над узкой речкой
Обвалится,
Травою зарастёт
И в половодье на глухой заре
Сползёт с обрыва в воду.

Россия! Все твои черты
Оттиснуты в душе.
Повсюду узнаёшься ты:
В тоске и в мираже,

Но лучше муку и позор
Вдохнёт больная грудь,
Чем этот голубой простор
И ровный санный путь.

Как безутешно плачет медь
Вдоль синей белизны!
Мне было б легче встретить смерть,
Чем белый лик луны.

Среди нетронутых полей
И молодых снегов
Пред вечной чистотой твоей
Смолкает в жилах кровь…

От белых лент, от сонных рек
Сквозит холодное сиянье.
Пошли мне, Господи, ночлег –
Меня измучили скитанья.

В убогих русских городах
Горят огни до поздней ночи,
Но гаснет свет – и волчий страх
У спящих выедает очи.

И ясно слышно скрип саней,
Коней дыхание густое,
И ночь сияет всё сильней,
И всё темней в её просторе.

Куда идти? Кого винить?
Кого молить повинным словом,
Коль под Твоим высоким кровом
Нам негде голову склонить…

Когда позор, тоска, бессилье
Отравят грудь,
Для тайных странствий по России
Есть Млечный Путь.

Туманна бледная дорога –
Туман смахни,
И засияют издалёка
Огни, огни.

Смотри, пока застигнет утро:
В холодной тьме
Они рассыпаны, как будто
Письмо к тебе.

Слова горят, но слог бесстрастный
Хранит покой,
И ты уже из тайных странствий
Спешишь домой,

Ночного ветра злое пламя
Сбиваешь влёт,
Но слабый голос над полями
Поёт, поёт…

Зачем он царствует над нами
В просторах тьмы?
Неодолимыми волнами
Скользят холмы,

Под властью голоса ночного
Немеет грудь,
И нет уже пути иного –
Есть Млечный Путь.

О, если и вправду написана Книга Судеб –
Страницы печали, и гнева, и страсти, и славы, –
Склоняется небо, как чаша смертельной отравы,
И тёмною влагой питается зреющий хлеб.

И огненным взором по древним страницам летя,
Светило Земли потускнеет за долгие годы,
И кто-то последний умрёт на пороге свободы,
Последнего знака, последней звезды не дочтя.

Никакая рука – только сердце удержит поводья,
Если хлынул апрель по дорогам и мимо дорог.
Что гадать на любовь по капризной весенней погоде –
Ты всегда одинок.

Словно сходит не снег – материк растворяется в прошлом,
И в угрюмое небо неспешно уходит река,
И лощёная челядь твоим подстилает подошвам
Облака, облака…

Небо платит за всё: невесомых апрельских дождинок
Ты уже получил, выходя из дубовых дверей
В этот город сырой, в ослепительный свой поединок
С горькой властью своей.

Потому что она обрекает тебя на сиротство,
Ибо только сиротство тебе во спасенье дано.
Остаётся – любить, потому что всегда остаётся
Только это одно.

Над полетаевскими рощами,
Над светлыми березняками
Льняные облака полощем мы
Трудолюбивыми руками.

Здесь горизонт рокочет грозами,
Но все они проходят мимо:
Прозрачной рощицей берёзовой
Нас наше небо заслонило.

И лёгкий свет, раздетый донага,
Ныряет с облака крутого
В душистые объятья донника –
То белого, то золотого.

А если вдруг нежданно всплачется,
Воспомнится неосторожно –
Вот земляника, мать-и-мачеха
И подорожник придорожный.

Возьми с ладони эту радугу
И смуглый сад, ещё спросонья,
Где капельки звенят, не падая,
И называются росою.

Внезапный снегопад остановил часы.
Лавиною сошёл с невидимой вершины!
Как занавес, упал – застыли, недвижимы,
Привычные черты привычной суеты.

Нам некуда идти. Сырым тяжёлым гнётом
Деревья клонит ниц до хруста в позвонках.
И то, что вознесли до неба на руках,
Теперь лежит в грязи, плывёт холодным потом.

Всё будет хорошо. Растает, зарастёт,
Запустим время вновь – пойдут по кругу стрелки
На башне городской в золоченной тарелке –
Но этот снегопад, и ужас, и восторг

Останутся как весть о грозном, несказанном,
О родине стихов, о лежбище лавин,
Чей лёгкий синий флаг летит, неуловим,
И поднимает ввысь легко, одним касаньем.

Русское солнце, дорожное, скудное светом…
Очи в слезах – только я не узнаю об этом.
Грошик серебряный – хлеба купить или просто
В стылую воду забросить с Калинова моста?

Дайте вернуться опять по старинной примете
В эти скупые края, где серебряно светит
Русское солнце, плывущее хмарью февральской,
Детское сердце терзая тревогой и лаской!