Ольга Романова - В механике небесной атмосферы

Поучайте в своём углу,
В своём улье медоносном.
И свою подметайте золу,
И учитесь отмачивать розги.

Какофонией скучных миров,
Наслаждайтесь после обеда.
Пригласите к себе докторов,
Они обещали, приедут.

Поучайте самих себя,
Получайте за это взбучки.
И себя самого любя,
Одолжите себе до получки.

Я не думаю, я люблю,
На беду мою ох терплю.
На распятие и костер,
Незапятнанный разговор.

Я не думаю, я иду.
Если не взлечу, пропаду.
Если промолчу, то на дно.
Не зажгу свечу, есть окно.

Не гореть огню и не тлеть,
От себя гоню эту смерть.
Плетью, обухом и мечом,
Мокрым порохом, секачом.

Сыплю ей в глаза я песок,
Пусть пройдет гроза и в висок,
Прямо выстрелю, смерти той,
Если выстоит, знать за мной.

Если упадет навзничь смерть,
Значит, я смогу всё успеть.
И любви испить и воды,
Значит надо жить молодым.

Значит надо петь и плясать,
Не перегореть, подождать.
Поубавить пыл, пристегнуть.
Рядом где-то тыл, как-нибудь.

Я не думаю, я люблю,
На беду мою ох терплю.
На распятие и костер,
Незапятнанный разговор.

Солдат невидимого фронта, поручик взятой тишины.
Парады, ленты и балы вместо вчерашнего экспромта.
Вместо вчерашнего цинизма, разбушевавшейся страны,
Вновь приходящего фашизма и в дверь стучащейся войны.

Солдат нерадостных картечей, младенец взятой высоты.
Могилой братской обеспечен, в объятиях вечной мерзлоты.
Она коварна и вульгарна, она в атаку со штыком,
Она нелепа и бездарна, ты у нее под колпаком.

Солдат израненной планеты, вулканы, линии огня,
И шпаг нет в ножнах, пистолеты, словно клинки в руках звенят.
Солдат тогдашнего парада, масштабов маршала, триумф.
Солдат блокады Ленинграда не нужен больше никому.

Порвав все ленты, сняв медали, и ордена за Будапешт,
Такие времена настали, мы между ними без надежд.
Мы между флагами пустыми и между ликами икон,
Мы просыпаемся в пустыне. Там тишина. Волховский фронт.

Солдат невидимого фронта, поручик взятой тишины.
Парады, ленты и балы вместо вчерашнего экспромта.
Вместо вчерашнего цинизма, разбушевавшейся страны,
Вновь приходящего фашизма и в дверь стучащейся войны.

Сколько сгинуло вас,
Сколько кануло.
Пронеслось со степными бурьянами.
Рюкзаками и чемоданами,
Пролетели путями туманными.

Сколько вылито, вышито, выжжено,
Без причины, нарочно, обижено.
Сколько скошено трав полуденных,
Всех не вспомнишь их, в вихре будней.

Незаслуженно, неоправданно,
По этапам на стройки отправлено.
Переломано, переправлено,
И свободой загнившей отравлено.

Заключением, заточением,
Всепрощением, отпущением.
Принуждением, отчуждением,
Смирением, происхождением.

Сколько выслано, сколько вырвано.
Телогрейками с кровью пропитано.
Перерезано, перевешано,
И с землей первородною смешано.

Перетоптано, передавлено,
Перестреляно, окровавлено.
Исковеркано, искалечено,
Вечной памятью обеспечено.

Сколько сгинуло вас,
Сколько кануло.
Пронеслось со степными бурьянами.
Рюкзаками и чемоданами,
Пролетели путями рваными.

Каких-то тридцать лет,…и вас не будет,
Тех мальчиков, ушедших на войну.
Войдут в живое русло люди,
Не знающие эту тишину.

Не слышащие тех военных песен,
С которыми вы всю войну прошли.
Без вас сей мир будет неинтересен.
Вы нас спасли. Вы нас собой спасли.

Не будет тех землянок и тальянок,
Таких военных форм и таких глаз.
Но раны, все сквозные раны,
Они остались в нас, остались в нас.

Навечно в ваших детях, ваших внуках,
Навечно фото будет вас беречь.
Уйдут от нас морщинистые руки,
Но будут капать слезы воском свеч.

Все бабушки и деды молодые.
Задорно вальсы, танго танцевали,
И сделались в один момент седые,
Когда о гибели друзей узнали.

Мы не забыли ваши подвиги СВЯТЫЕ,
Алёши, Саши, Вани, Николаи.
И Память, как подруга нам – живая…
Мы не забудем подвиги СВЯТЫЕ.

Читая письмецо в конверте тёртом,
Читая похоронку через год…
Мой дед погиб в году сорок четвёртом.
…Будет веками длиться этот год.

Парализованы слова,
И неподвижны параллели.
Небес прозрачна синева,
И листья кленов облетели.

Не дышит память и не ждет
Признаний прежних и глубоких.
И ожидание плывет,
В неясном, призрачном потоке.

Не предрекая суеты,
И не предсказывая смерти.
Там предрассветные цветы
Засушены в пустом конверте.

В реальной заповеди дня,
В забытой плоскости полета.
Не успеваем изменять
Себе и бешеным высотам.

Не успевая день прожить,
Мы в рукава его запрячем.
Всё время в прошлое спешим,
Украдкой спим и молча плачем.

Боимся растерять слова,
И рук любимых неизбежность,
Но помним лишь едва, едва
Сбежавшую с рассветом нежность.

И не готовую придти,
Вернуться, бросив предрассудки.
Лишь возвращаются дожди,
Между снегами в промежутке.

Парализованы слова,
И неподвижны параллели.
Небес прозрачна синева,
И листья кленов облетели.

Луком жареным запахло в подворотне,
В этот вечер поцарапанный, субботний.
В этом воздухе испачканном свободой,
Ходим, бродим мы по днищу парохода.

Флага нет, нет капитана, нет команды,
Мы давно на этом днище арестанты.
В трюме сыро, и тоскливо, неуютно,
И на камбузе уныло и безлюдно.

Мачта рухнула вчера после обстрела,
Отдала свои швартовые за дело.
При размахе парохода в мертвой качке,
Трапы смыло, и ушла команда в спячку.

Нет команды, кто же будет бросать якорь,
Кто помолится, какой уездный дьякон.
Окропит наш путь святой водой озерной,
На душе, чтоб было тихо и покорно.

Луком жареным не пахнет в подворотне,
В этот вечер поцарапанный, субботний.
В этом воздухе испачканном свободой,
Ходим, бродим мы по днищу парохода.