Виктория Мамонова - Morpho menelaus

я была здесь так долго

возвращаясь раз в сотый

мыслями в яркую акварель

где неистовствует апрель

мелькают липы и тополя

где благоухает свежо мята

и трасса сворачивая в себя

остается в моем «навсегда»

Каштаны – к поздним плодам, а не к осени. От осени пусть останутся только крик красок и длинные тени. В поздних плодах особенно поражает истошность и собранность жизненного рывка. Поэтому все это красочное многоцветье – сочный выстрел перед белой тишиной.

от звуков абстракции

– геометрия вариаций,

просвеченная сквозь

призмы вещь-свойств,

– единственный брод

хаософона: матери род.

значит, вот так сворачивается время,

мелькая днем и ночью попеременно:

изнанкой и лицом, лицом, изнанкой,

мягко ускользая или играя в прятки

с желанием всерьез поймать вопрос

начала и конца – рубца от перегиба,

чуть истончаясь в серебристо-синем,

вальсирующим оттеночно от сини —

к иссиня-черному и к голубь-белому

вобравшему в себя цветовселенную.

Я тогда, конечно, испугалась свободного падения в бесконечность, где поступки и предметы лишаются своих качественных характеристик и являют лишь знаки присутствия. Отчего уход в минус форм сопровождают депрессия и бром? Всегда есть шанс вынырнуть в противоположном.

почему сейчас, когда я исчерпана, некрасива,

когда нет ни чувств, ни движения, ни силы,

ты обрушиваешься, как весенний ливень?

и бесцветные глаза, волосы, все свои сердца

я опускаю в тебя, пытаясь расти незаметно,

но старания тщетны, т. к. наигранно лживы,

неудержимо меня разносит по твоим венам:

и я резвлюсь и стенаю, льюсь и проклинаю

одновременно; не помню – знаю мгновение

всем существом податливым и верным.

весь день вдоль противоположных сторон

брожу, скитаюсь и прогуливаюсь со сном,

как с бездомным, тобой брошенным псом,

отвечающим мне глазами, носом, хвостом

на любое совместное со- / чувство в плане

– на сослагательность первых очарований;

впрочем, он – ведь сон, он все понимает,

даже то, что еще не приблизилось к яви.

цветут глаза, цветут рассветы – лето!

мы забегаем друг к другу ненадолго,

сразу с порога: только ненадолго;

на севере каждый третий из встречных

– служитель культа древнего Ра; а

кстати, и Сфинксы совсем ненароком

в оптике топоса оказались под боком.

стремление развивает массу способностей:

а способности в основе новые био-отрасли:

рост онтоизменений с амбицией на фило-:

было время, когда всё био- только и было,

что глупым планктоном в чреве огромном;

а после мы стали, как деревья, взрослыми;

на случай: если и филопрорывы наскучат —

мы причалим к берегам синими лучниками.

Как синими? А с каким у тебя еще цветом ассоциируются легкость, изменчивость и подвижность состояний?! Нам ведь так хочется жить во всех реальных и потенциальных, параллельных и пересекающихся мирах.

и какая уж тут жизнь взаймы?! свою бы донести

в душе, сердце, чреве, в стихах и в лет кружении

до тебя, твоих уединенных рассуждений вслух:

пробуждение – голос глухого, уходящий в космос,

минуя чьи-то чужие уши… невидимка, летун,

говорящий морем и испаряющийся еще до суши;

суть голос, не знающий своего тела, голос предела,

голос души всех душ, не ведающий звуковых туш

и отвлечений, несовместимых с предназначением;

голос без слуха, которому свыше дано не слушать,

но слышать, что прерогатива вовсе не уха, а духа.

сохранение и изменение —

закон природы, сохранение

– закон рода, изменение —

закон породы, от рода до по

роды – схватки и обмороки:

преддверие надежды и пути.

Каштаны – к поздним плодам, а не к осени. От осени пусть останутся только крик красок и длинные тени. В поздних плодах особенно поражает истошность и собранность жизненного рывка. Поэтому все это красочное многоцветье – сочный выстрел после долгого созревания.

у меня ощущение глубокой весны

весны вовсю

но северный город так не считает

у меня с ним отношения

как со старым любовником

который все понимает

с полу- без слов с первородных основ

и все-таки разрешает

быть кем угодно когда пожелаю

да хоть собой

вот поэтому я и усердствую жадно

Физика взорвавшихся звезд:

Ткань человеческих свойств.

Выпрямление в полный рост:

Послание жизни – зов и мост.

Ритм пульса – купола на новь

И преследующий порт-погост.

В зиянии хаоса: и сор, и сорт

Топологически кочующих зон.

Расширение: сон эонов-монад,

Сжатие: теряющий форму сад.

Судьбы человеческих свойств:

Метаморфоза природы звезд.

Каждая новая жизнь, как страница на латыни:

Читаема и переводима с трудом; хотя потом —

Напрочь забыта. Но остаются чуткости нити,

Проступающие на смытой странице лицами.

Точно памяти не обойтись без литер касаний,

Выстраивающих ежесекундно ее башню небес,

Наполняющих судьбы своим повествованием:

Пустотами, спиралями и знаковыходами в лес.

Я летела, отдавшись потоку ветра,

Для меры восприятия незаметной,

Отдаляясь, сближаясь с током света,

Отпуская по водам свои лета: хлеб

Памяти – фрагменты суть кинолента

С заранее закрученным сюжетом, пере

кроенным и перешитым многажды,

В поисках смысла и логики, может

Быть первичнее осуществления —

Разновекторный танец творения,

В котором произвольное движение

Еще наполнено и дышит веянием.

Кто часто погружается в тот сад,

в нем видит не песок, не гравий,

а тихий шелест и морскую рябь:

знакомый уху музыкальный лад;

тот различит созвездий острова,

улавливая их короткое дыхание;

в хорах четырнадцати молчаний

услышит он пятнадцатое рядом:

то, что умеет с сердцем говорить.

Вот так и я незримо буду плыть,

на расстоянии и течения меняя,

чтобы когда-нибудь себя открыть

любимому и любящему взгляду.

источник свидетельствования – не скрижали,

а тайна возникновения и увядания,

роста и шелеста листвы,

перехода на ты,

доверия;

мой ангел,

одухотворяющий пребывание, а не таяние

сил под образами, прозрел – сверх стрел —

что сердцу полета в опереньи нет прока;