Владимир Данилов - Дым Отечества

Июль Сорок третьего – трудные даты,
Войной обескровлен советский народ,
Но насмерть стояли Советов солдаты.
Глумился на «Тиграх» фашистский урод.

Под Курском столкнулись две грозные силы,
И фронт изогнулся кровавой дугой.
И гибли солдаты за земли России —
Победа досталась ценой дорогой.

Варилась броня на заводах Урала,
Ковалась управа на норов врага.
Страна свои силы в кулак собирала,
И встала под Курском стальная дуга.

Гром пушек и взрывов и скрежет металла —
Кровавая битва – горела земля.
Народная ярость бронёю восстала,
Седели кирпичные стены Кремля…

Минула эпоха жестоких сражений.
Ушёл бронетанковый век навсегда.
Но «Тридцать четвёртый» не знал поражений —
Советской страны боевая звезда.

Нет танка заслуженней, признано в мире,
Чем танк, что Отечество спас от врага,
Чем танк победитель: «Т – тридцать четыре»,
Нам грозная память твоя дорога!

Я на крыле, и нет преграды
Душе, летящей в высоте.
И звёзды всей вселенной рады
Звенящей лётной красоте!

Летать хотел бы птицей белой,
Но небо – пост! Я на часах.
Я штурмовик и слился телом
С машиной грозной в небесах!

Я на крыле не за награды.
Гашетка, пушка – мой мандат.
Враг от меня не ждёт пощады.
Я в небе – Родины солдат!

Внезапность, скорость, точность, сила.
Огонь кинжальный, штурмовой.
Запомнят Матушку-Россию,
Те, кто останется живой!

Нет нерешаемой задачи —
Я мозг в моём штурмовике.
Сестра моя в бою – удача!
Машина – меч в моей руке!

Летать хотел бы птицей белой,
Но у солдата путь не прост.
Я боевой машины тело,
А небо Родины – мой пост!

До свиданья, друзья! Ухожу не прощаясь,
В сердце память о Вас, да о Службе храня.
Ничего не прошу, не жалею, не каюсь,
Если что-то не так, извините меня.

Серебрит седина, быстро годы уходят —
Лейтенантский погон помню, будто вчера.
Время суд свой вершит. Всё когда-то проходит.
Замечаю: длиннее мои вечера.

Но душа молода, непокорна уставу.
Ничего невозможного, кажется, нет.
Не устала служить и любить не устала.
Для неё не придумана выслуга лет.

Не измерить годами душевного стажа.
Неуместен при этом обычный расчёт.
Ничего, кроме верных друзей, я не нажил.
Лишь друзья да любовь, остальное не в счёт.

Вот по этой простой и понятной причине,
Хоть и вышел приказ, – вынуждают года, —
Верный Службе и Вам, с чувством легкой кручины,
Ухожу, но душой – остаюсь навсегда!

Новый год! Народ во всю гуляет,
Без различий: дамы, мужики
В небо пиротехникой пуляют,
Но не мы. Ведь мы – кадровики!

В феврале армейский люд встревожен,
МЧС и все силовики.
Но не мы! Мы праздновать не можем:
Мы не люди, мы – кадровики!

В марте женщин чествуют по полной!
Весь народ: детишки, старики.
Нас текучести смывают волны:
Мы не люди, мы – кадровики!

Захлестнёт страну весенним маем:
День Победы, дачи, парники…
Мы над штаткой голову ломаем:
Для того и есть кадровики!

Летом: солнце, воздух и рыбалка,
Бродят по опушкам грибники…
Нам бы личных дел расчистить свалку:
Мы не люди, мы – кадровики!

В сентябре учебный год встречаем.
Вся Россия сплошь – ученики!
Мы же кандидатов изучаем:
Мы не люди, мы – кадровики!

Встречи, установки и проверки…
От бумаг не оторвать руки.
Совещания, накачки, сверки:
Мы не люди, мы – кадровики!

Холод зимний нам напоминает:
Год прошёл, к отчёту – ни строки…
С болью в сердце каждый вспоминает:
Мы не люди, мы – кадровики!

Новый год! Гуляем до 8-го!
Всюду светят ёлки – маяки.
Вся страна отпраздновать готова,
Но не мы, ведь мы – кадровики!

До седин – по кругу, без просвета,
В кадровой работе мы – штыки!
За анкетами не видим света:
Так держать! Ведь мы – кадровики!

В отставку я уйду без страха,
Не стану жаловаться, ныть,
Отставка вовремя – не плаха,
Не буду причитать да ахать,
Иль умолять на год продлить…
Наглажу белую рубаху,
Заправлю в чёрные штаны…
Судьба моя – совсем не сахар, —
Как звук надорванной струны…
Налью прощальную рюмаху!..
…
Что смог, я сделал для страны!

Зачем нашёптываешь мне,
Заботливый мой друг,
Что я давно сгорел в огне —
Замкнулся жизни круг.

Что мне осталось доживать,
Молчание храня,
Кусок общественный жевать,
Судьбу свою кляня.

Что жизнь ушла без нас вперёд,
А мы – замшелый пласт,
Что мы должны уйти в народ,
Как сброшенный балласт.

Что не в седле уж я давно,
И не рысак мой конь,
Что мне должно быть всё равно,
Горит иль нет огонь.

Не соглашусь с тобой никак,
Не нужен мне диван,
Пока я слышу лай собак,
Идёт мой караван!

И не покину я седла,
Что на моём коне,
Пока мы не сгорим дотла —
Мой конь и я – в огне!

Я хотел бы не знать, что со мной завтра будет,
Но мне Голос сказал: будет всё, как всегда.
Мне б не ведать совсем, кто меня позабудет,
Но теперь-то узнал, где хранится беда.

Трудно будет понять тем, кто рядом со мною,
Что, как в каждом она здесь, во мне, навсегда!
Так уж создан наш мир, что живёт под Луною,
После смерти, как все, ожидая суда.

Суд и в каждом живом в представлении ложном:
Некто – честен, тот – вор, ну, а этот – герой.
Кто-то мудрый заметит порой осторожно:
Ты слова и поступки его перерой…

Посмотри-ка в глаза, что добрей не бывает,
Оцени беспристрастно простые дела…
Как обиду пустую безмолвно прощает,
Часто не понимает агрессию зла.

И готов поделиться последней рубахой,
Хоть она для него бесконечно мила.
Вот за этим и кроется: – ахай, не ахай, —
Лишь таким человечность природа дала.

Но, как правило, их забывают быстрее,
Говорят: подозрителен этот простак!
Ложь, корысть или злобу внимают острее
И не верят в добро для людей просто так…