Зинаида Миркина - Огонь без дыма

Мой тихо светящийся… Только портрет

Я вижу с растущей тоской.

Но этот из глаз изливаемый свет…

Но этот светящий покой…

И, благословляя немую судьбу

За сей неотъемлемый дар,

Я лбом прижимаюсь к холодному лбу,

Чтоб чувствовать тайный твой жар.

Когда я сижу у лица твоего —

Есть сердце, а больше совсем ничего.

Есть в мире во всем только сердце одно,

И мир весь собой заполняет оно.

Как странно – это лишь портрет.

Но эти четкие черты,

Но тот же, в сердце бьющий свет…

И сердце знает – это ты.

Родных волос седая прядь

И брови с проседью – в снегу…

И не могу не целовать,

И оторваться не могу.

И знаю, знаю – нет как нет.

И знаю, знаю – вечно есть.

Внутри – кровоточащий след

И несмолкающая весть.

Не только этот лес осенний,

Весь в переливах багреца,

Живой источник вдохновенья —

Черты любимого лица.

Он никогда не иссякает,

Из глаз твоих текущий свет,

И я безмолвно приникаю,

И насыщенью края нет.

И сколько б я ни говорила,

Он будет вечно полн и тих,

Исток неистощимой силы —

Источник бедных слов моих.

Пусть будет тишина в ответ на все вопросы,

Пусть будет тишина в ответ на вечный шум.

Пусть ширится душа, как звезд полночных россыпь.

Пусть стынет и молчит оцепеневший ум.

Я знаю: Божий взгляд пересечет все вихри,

Есть тишина мощней, чем волн морских прибой.

И если я сама, как ты, сейчас затихну,

То в этой тишине мы встретимся с тобой.

Нас тишина роднит с тобой.

Ты там, в глубокой тишине.

И ни стенаньем, ни мольбой

Ее нельзя нарушить мне.

Над нами только неба гладь

И в нем – туманная стезя.

Как рвется сердце закричать

И разрыдаться, а – нельзя…

Не на тебя, а лишь туда,

Куда смотрели мы вдвоем,

Где может вдруг сгореть беда,

Где все заполнено огнем, —

Туда смотрю не насмотрюсь,

В тех далях тонет взгляд немой.

Но если… если обернусь…

Но если только… Боже мой!..

Моя обнаженная рана —

Картона волшебного гладь.

Я вижу тебя постоянно

И не в состояньи обнять.

А рядом все в том же окошке

Туманные неба слои,

И сыплются снежные крошки

Бессчетно, как слезы мои…

Твои глаза передо мной,

А за окошком – лес родной.

Твои глаза в меня глядят,

Как лес, глубок и тих твой взгляд.

Твои глаза передо мной,

И нет минуты ни одной,

Чтоб я не чувствовала их —

В меня глядящих глаз твоих.

Я одна доживаю свой век

В нашей общей любимой квартире.

Листья падают, падает снег,

За окном разгораются шири.

А квартира тиха и пуста.

Сколько лет еще быть ей такою?

Но тобою полна пустота,

Потому в ней так много покоя…

Мне надо быть достойной жизни вечной,

Вот той, в которой неизменен ты.

Ведь только там возможна наша встреча —

В безбрежности, немой от полноты.

Как ширь воды безбрежна и спокойна!..

Какой закат преобразил сосну!

Мне надо быть воистину достойной

Любви, в которой я сейчас тону.

А я все время о любви.

Не той, зашедшейся от крика,

Не той, бушующей в крови, —

О самой тихой и великой.

А я все время о тебе.

Не о делящем нас пороге,

Не о разбившей жизнь судьбе —

О слившем воедино Боге.

Тоска… Она вернется вновь.

Ты весь во мне, но не со мною.

Но если говорит любовь,

То пусть замолкнет остальное.

Та к Иову предстал Господь —

Созиждущая душу сила.

И замолчали кровь и плоть,

И Вечное заговорило.

В каком ликующем просторе

Любви моей девятый вал

Вздымался! В сердце было море,

И ты его в себя вмещал.

Никто на свете не расскажет,

Что значит остановка дней…

В груди моей любовь всё та же,

Но вот куда деваться ей?

Куда? В заснеженные ели?

В туман, что над землей разлит?

В людей? Неужто в самом деле

Вот этот мир её вместит?

Задача непреодолима.

Да у кого же хватит сил

Раскрыть себя, как ты, любимый,

Сказав мне: я тебя вместил.

Возрожденье, воскресенье!

День сверкнувший, день весенний.

День совсем необычайный,

К нам явившийся из тайны,

Жизнь родящей вновь и вновь,

Тайны с именем – любовь.

Я не слышу, я не вижу,

Но ко мне всё ближе, ближе

То дыхание, которым

Созидаются просторы.

Дышит Бог, и дышишь ты,

Хоть невидимы черты:

Стерлись, сведены к нулю.

Но люблю! Люблю! Люблю!

А все то, что есть в природе,

Из любви на свет восходит.

Все собралось сейчас в твоем портрете,

И я твержу, дыханье затая:

Единственный, единственный на свете,

В тебе одном вся расправлялась я.

Я приникаю к твоему портрету,

А утром, встретив первую зарю,

Немому блеску розового цвета,

Как и тебе, всем сердцем говорю:

«Люблю».

Да, из груди моей невольно,

Как слезы, льются тихие слова:

Люблю, люблю – и потому так больно.

Люблю, люблю – и потому жива.

И сквозь судьбу, и над судьбою

Плеск веток. Тихий шум лесной

И дождь сравнял меня с тобою

И с этой смолкшею сосной.

Как медленно текут минуты,

Не прерывая тишины,

И мы с тобой еще кому-то

Совсем беззвучному равны.

Светлая пасмурность. Тихое веянье.

Слезы не льются рекой.

Грусть просветленная, мыслей рассеянье

И довременный покой.

Утро прозрачное, утро туманное

Стихнуло, боль заглушив.

Где ты, любимый мой, где ты, желанный мой?

Может быть, в этой тиши?

Твоя душа… Она безмолвна.

Она в неведомом краю.

Но, воздух весь собой заполнив,

Она окутала мою

От слез ослепнувшую душу,

Которой не глаза нужны,

А тайный слух. Ей нужно слушать

Весть – позывные глубины.

Да, всё во внешнем мире стерто,

Но там, во глубине, ты жив.

Орфей, проникший в царство мертвых, —

Весть огненная, а не миф.