Сергей Решетнёв - Графика ночей

Как во всём совершенства
Вы хотели надменно,
Вы ходили невестой,
Были нежной, как пена.
Но медовые мази
Не уменьшили раны.
Не получится праздник,
Только боль океаном.
Так казалась вам болью,
Всё, что было прекрасно,
Впереди только годы.
Годы скуки и фарса.
И вот, в траурном платье
Вы спустились на берег,
Жизнь пусть счёт и оплатит,
Вы такой не хотели.

Займёмся делом: тратой века,
Той малости, что нам дана,
Наличными, наличьем чека,
Допьём вино весны до дна.
Сплетаясь в розовые сети,
Наловим золотых огней,
Чтоб не было на всей планете
Нас искушённее и злей.
Нет ничего азартней скуки,
В слепом огне уничтожений,
Мы – Бога пляшущие руки,
На клавишах из наслаждений.
Скользим по шёлку новой ночи.
И входим в клубные подвалы,
И музыка наш слух щекочет,
Как голубой коктейль бокала.
Мы разгоняем смерть-молчание,
И трезвости уходит мрак,
И наше телосочетание —
Таинственно, как древний знак.
И каждый, как алхимик страсти:
Бурлят в рекламе световой
Рецепты вечности и счастья,
И взгляд их пьёт взахлёб, в запой.
И что ж, что все пути опасны?!
Будь сном пленительным, беда!
Пусть станет дьявольски прекрасным
Шрам той дороги в никуда!

Мы снова встретились. Вы снова
Смотрели на меня с улыбкой,
И сказанное вами слово
Держал я бережно, как скрипку.
Меня мечта моя пленила,
Я был в словах витиеват,
Я подарил вам всё, что было,
Но тут же снова стал богат.
В кругу друзей, спеша к веселью,
Вливаясь в бурный карнавал,
Вы трогательно так хотели,
Чтоб я вас за руку держал.
Ах, сколько нежности и красок
Мелькало в ярком кутеже,
И тем безвольней и напрасней
Я ждал весь следующий день.
Когда я вас нашёл на пляже,
Сказали вы: «Мой милый паж,
Я никогда не буду вашей,
Поскольку этот сон не ваш».

Я поражён безвременьем безусым,
Беременный берлогою медведь,
Блохою одиночества покусан,
Я больше не намерен ночь терпеть.
Приму я спячку, как самоубийство,
Таблетку бреда растворю во сне,
Как здесь не изощряйся, не витийствуй,
Всё будет позже предано земле.
И этот грунт, сквозь облака и дымку
Голодным солнцем оплодотворён.
Я, созданный из моря и суглинка,
За вечности отсутствие – прощён.
Я соберу молитвы – хризолиты
Геологом, охотником в ягдташ,
Мерцающего Бога утилиты —
Ни утки, ни улитки – слов багаж.
И с этим багажом намерен – в спячку,
Пускай пока на улице – весна,
Залягу пылью где-нибудь на даче,
Пусть тряпкою пройдёт по мне луна.

И ты, любимая, беременна, как месяц,
Взгляд заново влюбляется в живот,
Быть может хорошо нам будет вместе
В берлоге той, что логосом живёт.
А может голосом, столь сладким на соломе,
А может ласточкой, с её лепным гнездом,
Увы, от счастья – только книжный томик.
Навылет счастье наш пробило дом.
Бодрее, может, нет меня на свете,
Но и сонливей тоже, может, нет.
Приблизилось, как серп, тридцатилетье.
Буквальный ненасытный буквоед,
Я ж – гусеница, и листва, и жажда,
Окуклюсь я, и красотой крыла,
Ужалю мир, и может, не однажды,
Да только б ты меня, как плод ждала.

Там всюду дождь – руины океана,
А у меня ни зонтика, ни сна,
Не выполоть ни боли, ни бурьяна,
Стою – развилка, ослик Буридана,
И каждая дорога мне нужна.

Снисходит дождь путями благодати,
Столица кожу сбросив, как змея,
Любуется своим блестящим платьем,
А я всю волю начисто утратил,
Меня сковал гипноз небытия.

Весны скользит зелёный лимузин,
Как праздник жизни – мимо, но неспешно,
Я ото всех оторван пуповин,
Да вот попутал этот город грешный —
И дальше жить не вижу я причин,

Но и для смерти никаких резонов,
Всё в равновесии застыло беспризорном,
И барабанят капли, утешая:
Любовь несчастная, но всё-таки – большая,
А что до жизни: все мы – Робинзоны,
Кого-нибудь всегда нам не хватает.

Бледная ночь, засучив рукава
Снова стирает костюмы дневные.
Вязнут в дремоте густые слова:
Все мы друг другу на свете чужие.

О, музы, я бегу, я ваш,
Скорее в руки спящий карандаш!
Хочу я разорвать быстрей пределы,
С которыми срослись и ум и тело.

Мир снова на ремонте, тут и там
Разбросаны орудья производства.
Ремонт всегда предполагает хлам.
Меняют мебель или руководство.
Покрасят потолок – замажут пол,
Покроют пол, но отпадут обои,
И если где-то ураган прошёл.
Знать крыши цвет природу не устроил.
Жук точит лес, пожар сжигает торф,
А человек везде возводит стены,
Что ж будь и ты когда-нибудь готов
Себя пустить на слом для новой смены.
Обтрепишься, местами обветшаешь,
И устарел неяркий твой фасад,
Идёт ремонт, а ты ему мешаешь,
Души твоей не плодоносит сад.
Идёт ремонт, наверное, с Адама,
А мир никак не выглядит новей,
И нет в душе не мастерской, ни храма,
А только производство нудных дней.
Быть может дело просто в материале?
Первооснову надо поменять?
Ну, что за слово было там вначале?
Сотрём его, потом начнём опять.