Олег Афенченко - Ирочка

Мы вошли в пешеходный переулок, который, как все наши тротуары, отличался вздыбленным весенними одуванчиками асфальтом и осенними лужицами. Увлечённая разговором, она не обращала на них ни малейшего внимания, полностью доверяясь мне. Чтобы принять вправо, достаточно было слегка нажать левой рукой на её крутое бедро, а чтобы перешагнуть асфальтовый торос, я приподнимал с небольшим движением вперёд её руку, остававшуюся в моей. Что было огромным удовольствием.

«Вы … такой институт … аспирантуру» – продолжала она, послушно и уверенно перешагнув вместе со мной очередную лужу. Вести её было таким же наслаждением, как управлять хорошо уцентрованной яхтой.

В переулке никого не было и неожиданно для самого себя я выпустил её руку, забежал вперёд и, просительно протянув к ней руки, произнес:

«Ирочка, мне очень хочется поцеловать вас».

Её прекрасные руки, скользнув по моим, поднялись к плечам и упали за шиворот. В порыве я обнял её, одной рукой чуть ниже талии, второй – несколько выше, и прижал к себе. От такого резкого движения капюшон её пальто съехал с её пышных волос, её полураскрытый в поощряющей улыбке рот приближался к моим просительно разомкнутым губам. За слегка дымчатыми розоватыми стёклами её очков блеснули в отсвете последнего луча закатного неба карие глаза. Наши губы встретились, сомкнулись и слились в поцелуе. Глаза её закрылись. Cоприкоснувшиеся «носики-курносики» бесшумно и удивительно свободно вдыхали «священную прану», губы застыли, как Роденовские изваяния, и только наши плотно прижавшиеся груди, несмотря на это, легко, абсолютно синхронно, с ритмичностью хронометра или морской волны то расширялись, то прижимались еще плотней. В застывшем безмолвии в нас вливалось блаженство. Мне непонятны бесплодные потуги Гете, который так и не смог произнести заветных слов: «Остановись, мгновенье: ты прекрасно!». Вот же оно! И следом за ней я закрыл глаза…

Почувствовав под рукой какое-то движение, какое делает женщина, вылезая из-под одеяла, я с сожалением открыл глаза. В переулок вошла группа прохожих, подтверждая, что женщины способны видеть спиной, но оторваться не было сил, и только явственно услышав шаги и приближающиеся голоса, я, выпустив Ирину, отступил на шаг.

Уже совсем стемнело. Ирина сняла очки и, шагнув ко мне, пропуская прохожих, положила их в сумочку.

«Дело в том, – продолжал я нашу тему, – что еще в прошлом веке Гельвеций сказал, что только то общество будет процветать, в котором будут платить за ум. К нашему сожалению, такого общества на нашей милой планете еще не создано».

При выходе на освещенную улицу, она чинно взяла меня под руку, также чутко реагируя на движения моего локтя.

«Но как они этого не понимают… Только трудом талантливых производственников государство богатеет… За счет труда рабочих и ученых живем мы, учителя и … Я это прекрасно осознаю… даже я. Неужели они не способны понять то, что понимал Пушкин»

Слева появился наш городской сквер, но на мое инстинктивное движение локтя влево она не ответила привычным послушанием.

«Нет, дальше; я знаю место» – не отвлекаясь от темы быстро произнесла Ирина, продолжая развивать идеи Гельвеция и Адама Смита.

Поравнявшись с забором, огораживавшим строительство роддома (классический долгострой эпохи поздней перестройки) мы вошли в ворота. Внутри под огромной акацией, торчащей из груды строительного мусора, стояла скамья, явно собственность городского сквера.

Мы сели, обняв, я привлек её к себе и прильнул к её губам… Но теперь… Её губы метались вдоль моих; извиваясь, она вползала мне на колени… Точь-в-точь, как в любовных рубаи Омара Хайяма; помнишь, ты увлекалась ими:

Когда мы закурили, она как ни в чем не бывало продолжала с удивительной последовательностью и логичностью уличать общество в несовершенстве, доказывая необходимость перемен в пользу неординарных людей. В знак одобрения я целовал её руку, мочку уха, что не осталось без ответа.

С неизведанной мною дотоль страстью она набросилась на меня, все повторилось вновь на столь высоком уровне, что я забыл о блаженстве того Роденовского поцелуя.

Наши встречи продолжались… Раза два я заманил её к себе… Каждый раз встречи проходили по-новому…

Вернувшись из Евпатории, – мой родной профсоюз выделил мне 20%-ную путевку в санаторий, – я тут же позвонил ей. Ирочка сообщила мне, что выходит замуж и уезжает с мужем на Камчатку, где он служит. Ошеломленный я едва спросил что-то о правильности такого решения и в ответ услышал твердое «Да». Совсем как в нашей студенческой песенке. Помнишь, мы пели на наших студенческих вечеринках:

Нет, он на две ступеньки ближе к генералу: капитан каких-то геодезических инженерных войск. А ты, Ирма, могла бы сделать меня генералом от науки? Для этого у тебя несомненно есть все данные.

– //– -//– -//– -//– -//– -//– -//– -//– -//– -//– -//– -//-

Осталось приписать «Вечно твой…»

и отправить. Но это почему-то

не было сделано.

* В действительности это была не первая брешь. Их начали делать гораздо раньше. Кто? Не буду делать из этого секретов. Например, Юрий Петрович Любимов, организовавший глупейший театр на таганке и привлекший в него такого же подонка как и он сам Высоцкого. Можно назвать и многих других отщепенцев, подвизающихся на ниве искусства. Удивительно, как их не разглядел Суслов; видимо, нюх потерял. Этого бы не допустил достойный замечательный грек А А Жданов.

Сейчас Любимов этого и не скрывает. По случаю своего 90-летия в интервью с радиожурналистом он откровенно заявил: «Мой отец был богатым, но, уехав за границу, он не взял нас, думая, что коммунизм долго не продержится, скоро кончится; а этот коммунизм проторчал целых 75 лет».

Этой фразой этот служитель Муз полностью выдаёт себя. А именно в том, что он служил не Музам, а своим мстительным замыслам. Для чего при постановке «Горе от ума» он извратил авторское звучание этой прекрасной пьесы. Исполняя в ней роль Фамусова, он приложил всё своё актёрское мастерство, чтобы перевести этого героя в ранг положительного. И именно он использовал недалёкого (чванливого и амбициозного) Высоцкого в своих коварных замыслах.

Прим: какое-то время идеологией командовал и Епишев.

И далее И. А. Крылов приводит убедительный «пример тому из дальних стран». (Мне известны два способа ловли обезьян, основанные на их – обезьян – менталитете; один из них и описал Крылов в упомянутой выше басне). Увы, русские забыли дедушку Крылова и жадно всё перенимают из известной дальней страны себе на погибель. Показательный образец такого обезъянничанья есть «Радио России». В своё время мы смеялись над их рекламным творчеством; сейчас мы в этом искусстве намного превзошли их; и, как это ни странно и ни прискорбно, благодаря нашему высочайшему социалистическому искусству, его методике, основанной на системе великого Станиславского, которая может послужить и при создании методологии творчества (любого!), зачатки которого также были заложены в великой, увы, ныне разрушенной цивилизации ушедшего века.