Евгения Полька - Людям очень нужны стихи

Носи мне чай на цветастом блюдце,
Тверди об этих прекрасных днях.

И если я не смогу проснуться,
Навек меня сохрани во снах.

Когда морщины разрежут кожу,
Когда покроет глаза туман.
Люби нарочно, люби такой же,
Люби всецело.
И я воздам.

Я смотрю в отраженье этих зеленых глаз
И не вижу там Землю, пробки, парад машин.

Там лишь чистое небо, космос и ренессанс.
Там старинные замки смотрят на нас с вершин.
Там старинные духи пляшут под «Роллинг Стоунз»,
А потом переходят плавно на «Твист энд Шат».

Там весь мир необычный, красочный и простой.
Там легко веселиться, плакаться
и прощать.

Там есть я, разодетая в платье из тополей.
И есть он, догорающий в небе большой свечой.
И когда он себя потеряет в святом огне,
То воротится птицею феникс на плечо.

Я смотрю в отраженье этих зеленых глаз
И читаю в них целый новый волшебный мир.
Там есть чистое небо, космос и ренессанс.
И есть я,
навсегда оставшаяся лишь с ним.

Расскажи мне о тех местах, где блуждают цветные тени,
Где на злате лежит дракон, охлаждая тугой живот.
Где поют королям в ночи морем свергнутые сирены,
А в чащобе лесной колдун с золотой бородой живет.

Расскажи мне о тех местах, где нет зоны вайфай.
И роуминг
Не мешает читать стихи переплатами по часам.
Расскажи мне о тех местах, что, наверно, не каждый
помнит.
Потому что, я вижу, в ночь ты все время блуждаешь там.

Там тебе открывает дверь королева в нарядном платье.
И лицо ее – не мое. А красивее в сотни раз.
И она, вопреки всему, заключает тебя в объятья.
На лопатке блестит луна…

И, наверно, уж в сотый раз

Ты лежишь на моем плече и спокойно и ровно дышишь.
В тесной комнате три на пять в свете люминесцентных
ламп.
А в твоей голове ветра воют марши в траве камышной.
Королева и светлый двор. И меня не бывает там.

Расскажи мне о тех местах, куда ты не даешь мне визу,
Про темницу, где ты ее прячешь только себе во сласть.
Расскажи мне в последний раз и прости за мои капризы.
Просто страшно, что есть места, куда мне не дано попасть.

Мне летать бы с тобой во снах – до скончания дней.
Мне ловить бы твои слова на крючок ушей.
Да за плечи тебя держать до чужой весны
И в церквях утопать опять, чтобы Бог простил.

Мне б увидеть твою печать сквозь оковы лет,
Мне б коросты с ресниц содрать, отправляясь в свет.
И поглаживать чуть рукой твой тончайший шелк.
Мне бы вечность прожить с тобой. А потом еще.

Мне бы жить! Да дышать! Да петь! Да все ждать тебя.
Не бояться старуху-смерть, как теперь дождя.
Мне бы в прошлом оставить след и душевный хлам.
Убежать бы с тобой в рассвет. И остаться там.

Мне бы много бы от тебя – да совсем чуть-чуть.
Лишь бы дымом от табака да сквозь ребра в грудь.
Кораблем по волнам души да слезой со щек.
Мне бы вечность с тобой прожить. А потом еще.

Рогоза не растет на святой земле,
Привлекает ее лишь болота гниль.

В эту ночь он опять приходил ко мне
И опять о печалях своих твердил.
Он твердил, что готов обрести причал
И расставить по полкам своих чертей.
Он кричал, задыхался и вновь кричал.

В моем доме ночуя, он был ничей.

Он дарил мне букеты из рогозы,
Презирая азалий тщеславный род.
До крови зажимая клыком язык,
Он твердил, задыхаясь, что все пройдет.

А потом засыпал, прижимаясь лбом
К еле теплой печи. И ресниц крыла
Под стрекочущим, еле живым огнем
Чуть дрожали, как старая рогоза.

Я смотрела, как тает его печаль.
И, казалось, я будто смогла помочь
Обрести ему смысл и найти причал…

А потом он опять убирался прочь.

Он был вором, убийцей и подлецом,
Осужденным навеки блуждать впотьмах.
Только что-то скрывало его лицо,
И раскаянье тлело в стальных глазах.

Я лечила ранения рогозой
После стрел правосудия в животе.
Я хотела отправить его домой,
А потом осознала, что он ничей.

«Почему ты верна остаешься мне?» —
Поутру он однажды меня спросил.

«Рогоза не растет на святой земле.
Привлекает ее лишь болота гниль».

Ты смотришь на мир совершенно иначе,
Пуская его сквозь замерзшие пальцы.
Как мокрый комочек, кошаче-незрячий,
О помощи молишь прохожих скитальцев.

Мяучишь. Так жалобно. В самое сердце.
И тычешься носом в холодные души.
Ты ждешь одного: чтобы дали согреться
На чьей-то груди, самой искренне-лучшей.

Ты смотришь на мир совершенно иначе:
Наивно. Без стекол печально-тревожных.
Мне так тебя жаль. Ты такой настоящий.
А значит, навек
обречен прослыть
ложным.

Мы с декадансом ныне на брудершафт.
Все, что осталось, – этот последний шаг.
Я постараюсь медленно. Не спеша.

Дай ускоренье.
Или же
не мешай.

В этом саду давно не растут цветы.
Помнишь, когда-то бабочки на листах?

После, напившись, жгли за собой мосты.
После жалели, жадно вдыхали прах.

После лежали с предками под землей.
Но просыпались, жадно глотали жизнь.

Помнишь?
Ловили небо худой рукой
И выбирали ложные виражи.

Помнишь, кололи иглы в сплетенье вен?