Надежда Скорнякова - Бесконечность в сплетении пальцев…

У каждого времени цвет свой особый, поверь.
Коль хочешь увидеть палитры часов многоцветье,
Ловить нужно каждый оттенок,
в котором мгновенье,
Чтоб жизнь на холсте отражалась без цветопотерь.

Раз-линован на минуты циферблат.
Два-жды в день окрашен алым горизонт.
Три-ста солнц и три-жды два десятка правд
Да еще плюс пять ли, шесть – и целый год.

– Раз-берешься, – тихо чиркают часы
Время плоть, и росчерк видно их е-Два.
Три-жды десять, да плюс три на две весны.
Раз, два, три – какие емкие слова.

При желаньи их найдешь в любой из ф-Раз.
Лексикона Две-рь любое отворит.
Присмо-Три-сь. Порой они не режут глаз,
Но скрываются шпионами вну-три.

Раз-линован на минуты циферблат…
Два-жды в день светило ластится к земле…
Три-ста солнц и три-жды два десятка правд…
Можно дальше счет вести… Но просто лень…

Я по низкому курсу обменяла минуты.
Обманули менялы меня на часы.
И теперь мне все время не хватает их будто.
В нижней чаше часов частый гость – недосып.

Не досыпаны книжных миров перекрестки,
Не досыпаны сны и дорог переплет.
Не меняйте минуты менялам на «воздух»!
Слишком дорог выходит такой перевод…

Зарастает двадцатый век былью.
Двадцать первый безжалостно мчится.
Люди сдали в музей свои крылья.
В небо больше никто не стремится.

Есть машины, метро, самолеты,
Поезда – в общем техники много.
Измельчали внутри для полетов
Те, что были крылаты от Бога.

Время ползать. Но есть индивиды
(Может, гости с планет неизвестных;
Может, выходцы из Атлантиды),
Для которых ползти – неуместно.

Словно тени незримые бродят,
Не желая под век прогибаться.
Их врожденное чувство полета
Не дает им как все пресмыкаться.

Со своей нерушимою верой,
Что свободны, они неразлучны.
Одиночество полною мерой
Им отсыпано в веке ползучем.

Время все их углами разводит,
Притупляя общения жажду…
Только чудо порой происходит,
И встречаются двое однажды.

У ступенек крутых небосвода,
Оживляя озябших скитальцев,
Расцветает двулистник полета —
Бесконечность в сплетении пальцев…

Что видишь ты в глазах моих, скажи?
В них желтый цвет давно сменяет зелень,
Прошли весна и лето, что поделать,
И скоро снегопадом закружит…

Моя немыслимая легкость бытия
Отяжелела календарными листами,
И я бреду канатами-мостами
От первой «А» к последней букве «Я».

Когда-то с легкостью порхали мотыльки —
Слова, сплетенные из струн душевных,
С не отягченным муками рожденьем.
Мне сохранять их было не с руки.

Что проще, на булавку нанижи,
И препарируя, сожми в страницах книги.
Но вдруг тогда окажутся безлики
Те краски, что словам даруют жизнь?

И с каждым шагом тяжелее слог.
Я спотыкаюсь о свои кривые рифмы,
Когда-то согнанные в прочные перила,
Да разбазаренные в суете дорог…

Зато теперь, когда у слов нет силы
Порхать, как однодневка-мотылек,
В них радость с болью бьются о порог
Сознанья перед вечностью всесилья.

Слова, въедаясь в белые листы,
Свой след теперь навеки оставляют —
В такой оправе их не потеряю
В привычных коридорах пустоты.

Какой запомнишь ты меня, скажи?
Я не люблю ни фото, ни портреты.
Прошу я сохранить мои приметы
В моих стихах, как в фотографиях души…

Когда умолкнут звуков отголоски,
Эфира рябь тревожить перестав,
Не нужно колыхать словами воздух
И разжимать сомкнутые уста.

Прислушайтесь, опустошая звука лоно
Рождается Святая Тишина.
И в первозданности своей новорожденной,
Милей всех прочих звуков мне она.

Не беспокойте тишину словами,
Не оборвите тонкую струну.
Сказал поэт: «Не троньте музыку руками»,
А я молю: «Не троньте тишину!»

Что я в жизни успела, что сделала?
Я живу как ночной мотылек —
На безумства безудержно смелая,
Все стремлюсь на любой огонек.

Все мои бастионы и крепости —
Лишь мечты. Но к чему слезы лить?
Ведь всегда я считала нелепостью
Вещи в культ бытия возводить.

Но змеею все чаще в душе моей,
Пригреваясь, таится печаль:
След какой оставляю я в книге дней
Через лет пробегающих даль?

Вдруг, иду я по солнечным камушкам,
Размышляя, что вечно мне жить,
А моя персональная Аннушка
В бакалее на кассе стоит…

То ли зеркало суть искажает,
То ли отдых и впрямь надо взять,
Мятость щек мне оно отражает,
Синь подглазную… Жутко, хоть гладь.

И Костлявая вон… Балахоном
Закрываясь, твердит мне: – Живи.
Ухмыляясь из-под капюшона,
Сталь вонзает в бескрайность травы…

Тенью скользит. Наблюдает.
Каждый твой шаг – под колпак.
Считаешь, тебя поджидает?
Расстрою, но это не так.

Мерило поступков и мыслей,
Она за спиной, как судья.
Обратное зеркало жизни —
Изнанка в пальто бытия.

Но зря суетиться не надо,
Здесь вся суета не при чем.
Важнее не встретиться взглядом
С той, что за левым плечом…

Не ждите от меня призывов к власти.
Не вижу смысла в клоунаде баррикад.
Я мир стараюсь чуточку прекрасней,
Светлее сделать и не жду наград.

Быть может не права, но все ж считаю
Что в мире нет страшнее сорняков,
Чем человечество, собою заполняющее
Пространство всех земных материков.

В своей грызне за лучшую обитель
Забыли люди, что они живого часть.
Венец Природы? Нет! Скорей вредитель.
Я признаю одну лишь только власть!

Веленье сердца и души порывы
Моей лишь власть Природы обрели.
И не понять другие мне призывы!
Я – житель Мира, гражданин Земли!

Зачем у дома есть крыльцо?
Другим не знаю, мне же важно,
Что к небесам подняв лицо,
Могу на нем мечтать отважно.