Владимир Ишечкин - Мастер и Путь. Слепок с эпохи

Ты меня не узнал.
– Да, мне очень неловко.
Не узнал, извини! Ради Зевса, прости.
Ты ко мне или сбился с прямого пути?..
Дед поведал: летит он из командировки.
Рассказал о причине своей остановки.
И вздохнул:
– Громовержцу отчет я везу,
Ожидаю с надеждой донскую грозу…
В спину город дышал. Городская граница
С Тихим Доном мечтала когда-нибудь слиться.
– А зачем обретаешься ты на Дону?..
Удивился ответу, воскликнул:
– Да ну!..
Он напрягся почти до желудочной рези.
Показалось, что слышит не друга, а crazy.
Вовка выдал Гефесту фамильный секрет:
– Буду здесь я рожден через парочку лет.
А пока изучаю пешком (не в короне ж!),
Что за малая родина этот Воронеж…
С любопытством зависла вблизи стрекоза:
Что в Воронеже бросилось Вовке в глаза?
– Оклеветана родина, жертва ареста.
Брошен славный Воронеж на лобное место.
Длится долгие годы негласный расстрел.
В тайных ямах Дубовки и… тысячи тел!
Володарского, офис с клеймом 39.
Трижды проклят народом! Ты можешь проверить.
Разодет в кумачи запах пьяной мочи.
В гимнастерках и штатском снуют палачи.
Деловитый душок в кумачовом «гестапо»
Не мешает нисколько портрету сатрапа.
Ниже – фото ежовцев, снискавших почет:
Мастер бойни Лутков, мастер бойни Пол Пот…
Ветерок проявлял себя только для виду,
Иногда шевелил на Гефесте хламиду.
Дед не слышал дыхания летнего дня.
В бороде ворошилась его пятерня.
– Нам известно, – изрек он, – про казни и пытки.
Землю русскую издревле губят завидки.
Жаль, но зависть – ведущая ваша черта.
Все мерещится, что вы другим не чета.
Отвергая свои вековые опоры,
За чужие заборы бросаете взоры.
– Что за речи, Гефест? Разговору хана!
– Помолчи! Вам навстречу пошли племена.
Не сумели с князьями отлавливать раков –
Отозвались-явились дружины варягов.
Со Сварогом случился разлад при дворе –
Византия славян окрестила в Днепре.
Государственный строй (ты узнаешь со школы!)
Прививали России татаро-монголы.
Европейцы охотно (бери и владей!)
Подарили мешок маргинальных идей.
Подражая тому, что творили французы,
Разорвала держава монаршие узы.
И в Кремле воцарился (а кто виноват?)
Закавказский усатый кровавый примат.
Пробил час. Результаты безумных завидок
Отторгают от жизни вас пулей в затылок.
От убийцы народа пощады не жди.
Вы взаимно чужие – народ и вожди…
Разговор поглотила глубокая тина,
Потому что на берег прокралась машина.
цвета тьмы, сверху съемный навес.
Начинался в истории новый замес.
Форду Дон был открыт от истока до устья.
Но свернул он сюда не случайно.
– И пусть я, –
Тут же Вовка шепнул, – не поймаю сома,
Если это не к нам, и не банда сама.
– Два ежовца. Ты прав: офис 39-й.
Не виновен, а ноги становятся ватой.
А они как идут! Берег словно продрог.
Попирает природу ежовский сапог.
Арташов и Терпицкий, что топает справа.
Это двое всего, а могла быть орава.
– Ты их знаешь, Гефест?
– Как земной инвентарь,
Как любую другую дражайшую тварь…
Арташов обошел собеседников сзади,
Повторяя:
– Стоять! С места, гады, ни пяди! –
Сплюнул. – Служба, привычка, с мигренью возня.
Извините, товарищи, доброго дня!
А скажи-ка, старик, вы давно на пленере?
– С ночи, солнце еще почивало в пещере.
– Значит, вспышка в полнеба для вас не секрет.
И – что здесь приземлился какой-то объект.
Вот об этом подробно мне, если не олух.
– Был действительно близкий, но слабенький сполох.
НЛО не видали мы, не повезло.
Не срывай, командир, на свидетелях зло.
Как вожжа помогает движению клячи,
Я тебе помогу. Может, станешь помягче.
По-над Доном мелькнул бестелесный Икар,
Вот его и засек потаенный радар.
– Врет! – заметил Терпицкий. – Поддастся едва ли.
Ничего! Не таких еще старцев ломали.
– Борода, ты, я вижу, и правда, строптив.
Вместо данных суешь древнегреческий миф.
Что ж, пора, так сказать, кое в чем убедиться.
Живо паспорт! В нем сказано, что ты за птица.
– У меня его нет. Как бы ни был ты крут,
Должен помнить, что паспорт не всем выдают.
– Все понятно. Так, ты из какого колхоза?
– Я с Олимпа.
– Название выше навоза.
Кем работаешь там? Говори, наконец.
– Догадаться могли бы, что там я кузнец.
– Ну, допустим, кузнец. А чего это ради,
Ты шатаешься тут в театральном наряде?..
Подал голос Терпицкий:
– Оставь кузнеца.
Мы еще не слыхали ответов мальца.
– Ну? – спросил Арташов, и задергалось веко.
Был ответ:
– Я заявка на пост человека.
– Что ты мелешь, ребенок? Тебя еще нет?
– Нет, конечно. Я только великий проект…
Вновь Терпицкий:
– Берем их с собою, коллега.
Не топтаться же здесь от июля до снега.
– Да, – кивал Арташов. – Не народ, а труха. –
И лицо отирал он листом лопуха. –
Меньше часа полезной работы мотора,
И навеки свидетелей примет контора.
Старика-кузнеца и того, кого нет,
На допросах она перекрутит в паштет.
А Лутков, комендант, на опилках в подвале
Два патрона истратит для новой медали.
Мимо квоты и списка, сверх плана, за так
Яма скроет казненных, где хутор Ветряк.
– Твой прогноз это – долгие смертные муки.
Арташов, мы же люди ежовской науки.
Человечней для них, неподсудно для нас
Прямо здесь и сейчас нанести Сoup de grâce …
Чувство долга ежовцу расправило плечи.
А еще мужика вдохновляли предтечи.
По бедру он на ощупь искал кобуру
С пистолетом служебным ТТ, точка, ру.
Затянулась минута для жертвенных агнцев.
У ежовца слепая растерянность пальцев
Перешла в беспокойство и панику рук.
Пересохло во рту, перехвачен был звук.
Вся фигура его, искажаясь и узясь,
Представляла собой нескончаемый ужас.
Что с ним будет? И где раскидал он за день
Кобуру, портупею, армейский ремень?
Арташов поспешил успокоить собрата:
– Это все у тебя при аресте изъято.
Ты, Терпицкий, расстрелян недавно – прости! –
Чтобы офис от польских агентов спасти.
– Матка боска! Расстрелян! Не помню распыла.
– Пуля память отшибла.
– Когда это было?
– В день рожденья вождя. Пистолет палача
Твою жизнь возложил на алтарь Ильича.
Ты же знаешь верхушку и комплексы страхов.
Вертикаль избавлялась от собственных ляхов.
– Я действительно был нашим органам свой.
Чертов год! Я не помню…
– Год 38-й.
– Я ничто, Арташов.
– На сегодня ты призрак.
Мы дружили, и ты мне по-прежнему близок…
Эту память о друге, смывая порок,
Как белье во дворе полоскал ветерок.
Арташов не смотрел на мальца и мужчину,
Но скомандовал:
– Быстро садитесь в машину!..
Бородач возразил ему:
– Как бы, не так!..
Он булыжник метнул и пробил бензобак.
Камень был раскален как космический странник.
Взрыв осоку потряс и прибрежный кустарник.
Ford в огне погибал, даль надела вуаль.
Ручейками стекала шипящая сталь.
Арташов обезумел, сверкал пистолетом:
– Прав Терпицкий, а я не подумал об этом.
Повернитесь спиной, уложу на лугу.
Если смотрят в глаза, убивать не могу.
– Арташов, я кузнец, бог огня и металла.
Вижу, сходишь с ума.
– Врешь! Ничуть ни бывало!
– Плачь презренный палач! И ТТ свой не прячь.
Пистолет заменяю на детский пугач…
Два пудовых замка над пейзажем зависли,
Арташова покинули всякие мысли.
Полулежа в траве, за которой – река,
Он водил пугачом от замка до замка.
Зримы были замки и незримы ворота.
Но стонали они под напором чего-то.
Раздавались удары. Вот так океан,
Берега сокрушая, идет на таран.
Не давили ежовца вина и расплата
При порталах, закрытых по рыку примата.
Параллельные и зазеркальный миры
Не сходились в тоннеле кротовой норы.
А теперь? Разлетелась одна из проушин.
И погиб в ресторане воронежский ужин.
Одноухой серьгою болтался замок.
И раздался портал вширь, насколько он мог.
– Мы заявки!
– Заявки на пост человека!
– Нам не надо подачек: Орленка, Артека!..
Это вырвался, бурной стихии сродни,
Из портала грядущий поток ребятни.
– Эй, наемник примата и подлый убийца!
В наши семьи не суйте поганые рыльца!
– Мы родимся уже после смерти отцов!
– Из-за вас, палачей!
– Из-за вас, подлецов!..
Арташов заорал:
– Ну вас вместе с отцами!..
И к реке отбежал – догоняло цунами.
Сапоги скинул он, попинал их как мяч.
И за пояс заткнул свой свинцовый пугач.
Он поплыл, а над ним, впереди, сбоку, сзади
Масса маленьких ножек летела по глади.
Со второго портала сорвался замок,
Прыгнул в воду и канул, поскольку намок.
По Вселенной блуждает закон обороны.
Все изъятые жизни наследуют клоны.
Кто-то явно расстрелян и списан в архив.
А в другом измерении, может быть, жив.
Нарождаются дети, за ними – внучата.
Как положено, счастьем наполнена хата.
Получается, словно, он не погибал.
Вот чем с Доном намерен делиться портал.
В то же время делишки примата и свиты,
То есть зверства, народом не будут забыты.
Не успела о вечном задуматься ель,
Как на полгоризонта раздвинулась щель.
Дону, древнему лону – бессчетно поклонов!
Вал за валом пошли поколения клонов.
– Мы былые заявки на должность людей!
– Здесь родиться не дал нам усатый злодей!..
И Терпицкий, недавний крушитель канонов,
Как на крыльях, метался среди миллионов:
– Я ищу не рожденных своих малышей!
– Небо! Раны народа лучами зашей!..
Отвернулся Гефест:
– Расстаемся мы, Вовка.
Завершается русская командировка.
Видишь, тучи ползут?
– Даже вижу пробел…
С первой молнией дед навсегда улетел.
Читать дальше