Слава Герович - Игра в слова. Русская и английская поэзия

Этот трюк последний был им нужен
Чтобы чувства все, смеясь, развеять
Чтоб презрение их стало очевидным
А любовь осталась бы сокрытой

Мы играли страстно в этой пьесе
И так вжились в сказочные роли
Что поверили и вправду, будто любим
Иль поверили и вправду, что играем?

Не спеши покидать меня
Побудь еще хоть минуту
Дотронься рукой до вещей
Что помнят твое дыхание
Что станут твоим отражением
Когда ты уйдешь

Проведи рукой по столу
На который ты ставила кофе
По зеркалу – надо же
Когда я смотрю в него
Я вижу тебя
По стенам, носившим твою легкую тень
По лампе, которую ты тушила
Проведи рукой, утешь их
Уговори их остаться
И уходи, уходи скорее

Здесь Дания вроде,
Здесь призраки бродят,
И Гамлета мучит вопрос —
Не стать ли убийцей,
Иль лучше жениться —
Стать самоубийцей всерьез.

И пьесу он пишет,
Кто хочет, услышит,
Концовку нельзя изменить.
И быть ли поэтом
И убийцей при этом,
Иль не быть, не быть, не быть…

Коль жизнь – это сцена,
Любовь и измену —
Играть, играть, играть…
Не дрогнув ни разу,
Не шпагу, а фразу
Вонзать, вонзать, вонзать…

Убавили света,
И жизни поэта
Осталось едва-едва…
Любовь и Искусство,
И Разум, и Чувство —
Слова, слова, слова…

По тропке белой, залитой солнцем,
В полуденной духоте
Проходит мальчик, шаги считая,
В полуночной темноте.
И помнят пальцы чужие лица,
Что случай во тьме нашел.
– Вот я пришел, учительница,
Вот я уже пришел.

Бродил по жизни, учил все роли,
Но Гамлета не сыграл.
Искатель истин, был первым в школе,
Но в споре последним стал.
Пустился за море, жил, как правильно,
И сам себе стал смешон.
– Вот я пришел, открой мне тайну!
– Ты слишком рано пришел.

Страстей, печалей, надежд и боли
Стерся наружный слой.
Лишь гладкий камень носил с собою,
Что бьется в груди чужой.
И память льется, как свет сквозь ставни,
Как дождь над пустынной душой.
– Вот я пришел, любимая, здравствуй!
– Ты слишком поздно пришел.

Чем больше видел, тем меньше понял,
Но так и не смог забыть.
И шепчут пальцы, кричат ладони
О том, как больно любить.

Спаливши прошлое, в полночной копоти,
В свой дом наконец взошел.
– Вот я пришел, прими меня, Господи!
Вовремя я пришел?

Льются речи, льются вина,
У костра поэт поёт.
Капельмейстер пододвинет
И по капельке нальёт.

Сотворимы, растворимы,
Не хотим мы гнать тоску,
Не текут литые рифмы
Под лежачую строку.

Льются речи днем и ночью,
Затопляя все вокруг.
Пьет пиит, эпитет точит
Камень точных всех наук.

Причастись деепричастий,
Слово всласть не славословь,
Кто обжегся раз на страсти,
Тот подует на любовь.

Льются речи, и трюизмы
Я напрасно полощу,
Коль роман прошедшей жизни
Писан вилкой по борщу.

Изливая другу душу,
Как из душа, обольешь,
Дважды в жизнь одну и ту же,
Как ни тужься, не войдешь.

Льются речи, тают свечи,
И скрипит, скрипит перо,
И читатель обеспечит
Слез уж целое ведро.

Для шедевра все готово,
Лишь осталось написать…
Льются речи бестолково.
Только б им не иссякать…

Тигру надо тащиться на охоту,
Птичке надо крыльями махать,
А человеку надо, очень надо отчего-то
Всякие вопросы задавать.

Тигру тоже надо расслабляться,
Птичке тоже надо отдыхать,
А человеку надо, очень надо притворяться,
Что он может что-то в чем-то понимать.

Машины ездят чрезвычайно быстро
По городам, мостам, горам, полям, лесам,
Но вот куда же, куда же, куда же мы стремимся,
Если цель-то наша в центре колеса?

Что любовь? Обмены и обманы…
Сочиняем: я – тебя, а ты – его.
В твоем вольном переводе от любовного романа
Не осталось совершенно ничего.

Много есть на свете разных истин
И любовей тоже, говорят.
Только зря мы, только зря мы их меж строчек жизни ищем,
Лишь стихи слагаем мы не зря…

Жил математик мусульманский,
Умел трехчлены разложить;
Поэт приехал итальянский,
Стал с математиком дружить.

Бродили вместе по Стамбулу,
Бывали в доме у паши,
Глядели в каждый закоулок
И мира, и своей души.

Но провидение незримо
Местами стало их менять: