Алексей Покотилов - За сколько проданы печали?!

Ну сколько можно
Ползать по годам!
Весьма несложно
Сжечь весь этот хлам,
А прах развеять —
Прямо на закат,
Уже не смея
Веровать в возврат.
Ну сколько можно
Мять
за годом
год!
Уже возможно
Праздновать уход?

Ночь нашёптывает шорох:
Темнота до черноты.
В межпланетных коридорах
Пропадём и я и ты.
Ночь дочитывает судьбы,
Только пальцами хрустит.
Разве мы друг другу судьи
В тесноте квартирных плит?
Ночь вычерчивает числа
У заснеженных террас.
Не спеши искать в них смысла,
Эти числа – не про нас.
Наша ночь ещё кочует
По неведомым мирам:
Тороплюсь зажечь свечу я —
Рано нам
в межзвёздный храм!

В мойке чашка, в чашке ложка,
В ложке розовая крошка.
Эта крошка от бисквита
Не случайно здесь забыта:
Тихой полночью из крана
Два весёлых таракана
Выпадали прямо в ложку
И съедали эту крошку.
Тараканам тоже нужен
Вкусный,
сытный,
сладкий ужин.
Из неведомых щелей
К ним являлся муравей,
Он свистел, кряхтел, но ойкнув,
Вдруг валился прямо в мойку.
Этот рыжий шустрый друг
Появлялся здесь не вдруг!
Но сегодня было странно —
Не явились тараканы,
Не явился из щелей
Рыжий шустрик – муравей.
Завибрировала ложка,
Закричала в ложке крошка:
«Я – племянница бисквита,
Не хочу быть здесь забыта!
Рыжий шустрик – муравей,
Появляйся поскорей!
Вы, извилины всех кранов,
Пропустите тараканов!»
Крошка вжалась,
втерлась в ложку,
Только утром смыли крошку.
И не будет тараканов
Ни из шкафа, ни из кранов.
Не возникнет муравей
Из неведомых щелей.
С них теперь какой уж спрос —
Убаюкнул дихлофос,
Чтоб рассыпать их на крошки
Для неведомой им ложки.

Пергамент сыра,
весь в слезах,
Врастает в матовость фарфора,
Салют свечей
кружит в глазах
Лёд серебра
витых приборов.
Вот и Бордо
влилось в бокал,
Рубины рвутся
в срезах граней,
У осетрины по бокам
Укроп лежит,
как на диване,
Лимон,
как горстка золотых,
Нарезан чуточку небрежно.
Блестящий стол!
Но что же ты
Так в нерешимости
прилежна?
Вот сёмги
замерший огонь,
Икра —
красней самой калины.
Твоя ладонь —
в мою ладонь…
И нам заветно у камина.
Нам подыграет и Отард,
И Эннеси с Сент-Эмильеном,
И виноград —
прелат отрад —
Своим хрустящим,
сладким пленом…

Я просыпаюсь – это я!
С экрана хрюкает свинья,
Ресницы машут с потолка…
Я их раскрою,
а пока
Скрипят тоскливые бока,
Как будто вёсла рыбака.
Моя тоска —
звезда моя!
Я —
это выдох!
Выплеск —
Я!
Я разливаюсь по себе,
Как годы льются по судьбе…
Мои ресницы на глазах!
Нет, мне не снится этот страх,
Я сам себя давно боюсь.
Нет, я не ворон и не гусь,
Я состою из сразу всех!
Я —
весь!
Я —
всё!
Но я не смех!
Я – вся вселенская тоска!
Но… почему скрипят бока?
Ах, не себя ль я раздавил?
Аз есмь поэт —
словесный
ил!

Славословим лабуду
В нашу общую дуду.
Будь же нынче и всегда
Славна наша лабуда!

Светлый голос мостовых,
Рижских улиц, —
словно гаммы,
Нанизался на мосты
И —
скользит вдоль Даугавы,
Где янтарь
закатный блик