Павел Алешин - Танцы Атиктеи

В том мире, где царишь ты полновластно,
в саду, где юным солнцем светит тело
твое, не зная разума предела,
где небо взора беззаветно ясно,

где вздохов зори полыхают страстно,
где душу музыкою ты одела,
где, отвечая, вопрошаешь смело,
где с чувствами твоими все согласно,

навеки бы в безмолвии забыться! —
тебе доверив, словно ветру птица,
свободу – беспричинно, без остатка.

И как бы не было навеки кратко,
ты лишь пои в сиянье лучезарном
мне сердце рук твоих вином янтарным.

Рука в руке – живое постоянство
в непредсказуемости танца: вновь
и вновь в неисчислимых сочетаньях —
шаги вперед, вращенья, повороты,
шаги назад, разрывы, единенье
и замирание в мгновении безмолвном,
как будто в вечности… хотя известно
танцующим, что это – лишь мгновенье,
но с силою какой самозабвенья
они в нем растворяются! И вновь
и вновь в неисчислимых сочетаньях —
шаги вперед, вращенья, повороты,
шаги назад, разрывы, единенье,
и неизменные – рука в руке…

О, единенья, расставанья муки!
И сердце – ходуном: то – вниз, то – ввысь…
Но через танец, жизнь, освободись,
и музыку возьми в свои ты руки!

Два тела – нераздельные – в разлуке…
Два звука – разные – навек сплелись…
Сознанье, уши заострив, как рысь,
не понимает, где – тела, где – звуки…

О, неразрывность! Каждый шаг ведь – слог.
И в предложения немые
слагаются шаги…

А эпилог – порою – как пролог,
и в нем – мелодии – иные:
лишь слух свой напряги.

Тонкие линии рук.
В воздухе тают слова предсказаний.
Трепетом нежных касаний
жизнь наполняется вдруг.

Таинство воспоминаний —
память на кончиках пальцев…
В ней, как во сне, пробужденное сердце купается
и очищается в светлой воде осязаний.

Грустные нити разлук
все оплетают, но тонкие линии рук
снова являются – воображенью, —

так же все тают, как камня следы на воде,
как угасающий свет на далекой звезде,
тише и тише, до полного изнеможенья.

Ветра дуновения в саду —
тихий шепот чувств неизреченных
и в дыханье тайно заключенных
так, что сердца тайны – на виду.

Орхидеи тонкие цветут,
заплетая дивные узоры
и навек приковывая взоры
тех, на миг кто задержался тут.

Наяву ли этот сад, цветенье
орхидей, волнительные грезы
красотою данных мук?

Или это – хрупкое виденье,
тела и души метаморфозы,
в танце явленные вдруг?

Словно смутное воспоминание,
которое не находит своего предмета
в проблесках образов и их мерцающего света,
тело танцует, и танец тот – узнавание,

узнавание формы своей потерявшейся,
в окружении звуков, в пространстве,
и обретение полноты и постоянства
в круговороте стихии, всегда изменявшейся,

и, океану подобное, тело,
переливается ритмами-волнами,
и в изгибах своих забывается,

и порывами, безмыслием полными,
разлетается, чистыми, смело
и вновь, как во сне, заплетается.

Облака налетели на небо метелью,
налетели, белея, на небо ночное,
и очи небесные глядят колыбелью
того, что священное, того, что земное.

облака то слетаются, то разлетаются,
от дыхания неба, небо дышит ветрами,
и звездными вздохами оно обнажается
своими движеньями, своими мечтами.

И, страстным покоем своим изумленная,
стихия являет себя в полноте,
и, тихо снегами в ночи окрыленная,
в первоначальной летит темноте,
и, музыкой тающей благословленная,
затем замирает она в немоте.

Неповторимые картины
рисуют кисти обнаженных рук,
сплетая чувства все в единый
невидимый, неизъяснимый круг.

Печали, радости, тревоги,
сомненья, счастье – сердца целый сад —
так просто отбивают ноги,
как будто давят спелый виноград.

И танец льется, как вино,
в нем – истина. Обман в нем неуместен,
души и тела неуместен торг,

притворство в нем запрещено,
ведь неизменно – откровенно честен
дионисийства чувственный восторг.

Там, где тела – моря,
там, где руки – реки

(чертит стопой заря
тающее навеки ),

там, где морей сердца
льются друг в друга руками

(чертит заря без конца
навеки в волнах стопами),

музыка там – луна,
из-за нее приливы,
из-за нее отливы

(луной и заря полна —
как ночь освещают свечи,
луною блестят ее плечи).

Глубины сердца на руках-равнинах
пускают корни, в пальцах прорастая,
и те цветут, касанья распуская —
цветы даров взаимных, двуединых.

И в музыке сплетаются венками
они, что никогда неповторимы…
И до конца не ясно, кем творимы
и чем полны: реальностью ли, снами?

Ответов нет. Но не нужны ответы:
любое таинство – всегда завет,
как страсть заката и покой рассвета.