Вячеслав Евдокимов - Белая Лебедушка

Вдруг штаб разнюхает предатель?
Не избежать тогда беды!
Тогда могилы всем копайте… —
Его ж простыли уж следы…

Чутьём каким—то штаб разнюхал…
На то и псинища он, пёс!
И уж командованию в ухо
Брехал взахлёб и лживо пёс,

Что-де Прикрытья нету боле,
В живых остался он один,
Страдает он от этой боли,
Но он судьбе не господин…

Скосил он уйму троеротов,
Был в штыковой – взъярённый бык!
Прикончил тьмищу танков, дотов,
Патроны кончились – кадык

Врага его хватали руки,
Живьём швыряли к чёрту в ад!
Какие нёс в борьбе он муки!..
И вот теперь своим он рад. —

Так лгал, конечно, он бы долго —
На то и подлое вражьё!
Но шум в лесу! Веленье долга
Призвало встать всех под ружьё

И быть готовым для отпора!
Псу тоже дали автомат.
Волненье ж стихло очень скоро,
Когда узнали все ребят —

Бойцов – товарищей Прикрытья,
Ведомых Тигром через ночь…
Ах, это чудное событье!
Печаль умчала сразу прочь.

– Но то нечистая уж сила! —
Вскричал предатель, ошалев, —
Их изрыгнула вспять могила! —
Рванулся к ним, как ярый лев,

И застрочил из автомата,
Скосить их чтобы, как траву.
Но шли… Идут вперёд ребята!
И то не сон, а наяву.

Уж пуст рожок стал быстро первый,
Другой был вставлен вмиг вослед…
Идут!.. Идут всё! – Сдали нервы,
И чуя, что спасенья нет,

Он заартачился, кривляясь,
Унизить враз желая всех:
– Вы кислой жизни вечно завязь,
Подстилка, вам ли из прорех

Да понапялиться во фраки,
Удел ваш – голод, горе, вошь…
Вам спустят с гор богатство раки,
Вам горло режет доли нож…

А я богат, в карманах баксы,
Да и за пазухой – сполна,
Похлёбку пьёте вы из ваксы,
Накроет вас судьбы волна! —

Молчат суровые мужчины,
Их мысли скачут средь голов!
И хоть уверен он в кончине
Своей, расстаться не готов

Не то, что с баком, даже с пенни,
А потому себе их в рот
Пихает жадно и без лени,
И уж от них раздут живот,

Как брюхо макси—бегемота,
И вдруг с натуги лопнул – Трах! —
И на куски! И всем охота
Сгрести быстрей и сжечь в кострах.

Что и исполнено брезгливо.
И все дивились на ребят:
– Что, пёс стрелял так косо—криво,
Что вас не срезал, как опят?

– Ну, и стрелок он, ну, мазила… —
На что улыбку командир
Свою скрывал невинно—мило
И тайно праздновал свой пир,

Ведь эти речи всех – пустые,
И нету в промахах вины:
Патроны были холостые!
Заране все заменены

До пса поганого прихода
В обоих тщательно рожках,
Чтоб не усёк ловушку—шкоду,
Себя вновь выдал и в руках

Уж был законно Правосудья,
На что и сдох, как мерзкий клоп.
В рядах бойцов уж нет ублюдья.
Чисты, врага бьют снова в лоб,

Не ждя подлейшей пули сзади!

Фыонг от них не отстаёт
И за народ, Свободы ради
Идёт решительно вперёд!

Ну, а бойцы, в боях что раны
Вдруг получали иногда,
Её заботы и охраны
Не знали лучше никогда.
Кто без сознания, – отыщет,
Из боя вынесет всех в тыл.
Её забота – жизни пища,
А голос, взгляд – до слёз всем мил…

И вот в бою одном однажды
Боец, израненный, упал,
Струилась кровь из ран и жажда
Его пронзала сотней жал…

Он молод был и одногодок
С ней, храбрым, смелым слыл в бою
И не искал себе в нём брода,
Чтоб жизнь спасти, трясясь, свою.

Но до безумства одержимым
Мечтою жил – быть средь небес! —
И верил в то несокрушимо.
Всегда глазами в небо лез,

Когда армады самолётов
Над ним летели, зла полны, —
Вьетнам бомбить с баз троеротов,
И их встречали сверхорлы

Отважно – лётчики Отчизны,
Вступив в неравный сходу бой,
Не зная страха, дум о жизни,
Вцепясь в манёвры с головой!

И бомбоплюи, как попало,
Швыряли свой опасный груз…
И вспять армада та текала,
Трясясь за жизнь, – как гнусный трус…

В такой момент боец аж трясся,
Желая взмыть ввысь в тот же миг,
Очередей – за трассой трасса —
Дать по врагу! Но с стоном ник:

Земное давит притяженье,
Взмыть не даёт, как не спеши,
И все воздушные сраженья
В мечтах лишь, горечью души…

И он ходил всё, тих, понуро
И ничего не замечал,
Смыкались брови с горя хмуро,
Печаль брала – плохой причал…

Вот он—то был в бою том ранен
И без сознания лежал
К врагу лицом на поле брани,
Свалил его огня кинжал…

Вот так к нему, к другим как, – спешно
И подползла Фыонг в тот миг,
Забинтовала вмиг, конечно,
И в лазарет бы напрямик!

Да приоткрылись слабо щёлки
Его бессильных, с дрожью, глаз…
И – диво! – на руки девчонке
Слеза мужская пролилась…

И вновь в беспамятство он канул
И был безволен, как мешок…
Неужто смерти он аркану
В свой болевой от ран всех шок

Поддался, – не было что сроду! —
Вон напрочь волю приглуша, —
И это в юные—то годы! —
Но нет! Сильна его душа

И организм, и он в сознанье
Пришёл опять, суха слеза,
И губы с слабым замираньем
Шепнули: – Дивные… глаза

Твои… какие! – Моментально
В сознанье врезалась стрела…
И по глазам вдруг машинально
Своим рукою провела

Она и густо покраснела,
С укором лишь сказала вслух,
Молчи, мол, видано ли дело
Шутить, когда здесь боя дух!

Потом, в тиши уж, после боя,
Осколок зеркальца сыскав, —
– Ну, вот и скажет же такое, —
Шепнула, – В смерти ж был тисках!..

Сама ж была безумно рада,
Что одолел он смерть и жив!
В душе – неясная отрада
И чувств неведомых прилив…

Быть может, выплеснет он счастье
И не слизнёт в момент опять!
И вновь в боях – её участье,
Его – здоровья набирать.

Вот после тяжкого сраженья,
Когда кромешный боя ад
Бойцов, врага бросал во тленье,
Дарил успехов ли каскад,

С себя чтоб снять вон напряженье
Его, Фыонг пошла к ручью,
Заране чуя наслажденье
От струй его: «Нырнуть хочу!»

Ступая мягко, по привычке,
Спустилась вниз, – где блажь воды,
Вокруг порхали, пели птички,
Как—будто нет вокруг беды…

Стремили губы к вод прохладе
Даль перехода, боя ад.
Не сняв «Калашникова», – клади,
Вперёд зовущей, не назад,