Владимир Макарченко - Осенний листопад. Стихи

– Петруха! Что застыл как пень?!
Да шевельни его прикладом!
Нам до закату выбрать надо,
Что нам Cовдеп писал на день!

Чево-то сеять собралсЯ?
Закончились его посевы.
Его девахи-королевы
Кричали, что, мол, я – босяк!

Сними с него и сапоги!
Посмотрим, кто босяк отныне.
Да врежь ты по хребту скотине!
Все кулаки для нас – враги!

Ставь рядышком его мадам.
И дочек, сучек, рядом тоже.
Пусть говорят, не прячут рожи!
Иначе им устрою срам!

Что, сволочь, будешь говорить?!
Аль оголить все бабье племя?
Аль косами связать за стремя
Да по степи поволочить?

Ты понимаешь, кулаков
Вождя команда сжить со свету.
Уездному дана Совету!
Всех порешим! Без дураков!

Для вас решили цельный свет?
Наели морды, мироеды!
Али приклада дать отведать?
Ну! Будешь говорить, аль нет?

Петрух! Гони-ка баб в народ!
Да посымай с них и исподни.
У нас до черту дел севодни —
Перетрясти весь ихний род.

Заерепенились! Штыком
Зады их жирные потыкать!
Погодь! Чего-то начал мыкать
Наш мироед. Давно б о том!

Пущай прикроют срам от глаз.
Им ведь далече, до Сибири…
Грузить зерно. Все мерить с гирей.
И дальше! Исполнять приказ!

*****
И била больно, била хлестко
По лучшим людям русских сел
Бездушьем, кто во власть пришел,
Лихая ведьма – ПРОДРАЗВЕРСТКА…

Под ивой раскидистой
Сел на завалинку
Древний жилец – дед Иван.
Сухонький, жилистый,
Спрятаны в валенках
Ноги. В лице нет румян.
Горькой «махрою»
Газета закручена,
Дым пробирает до слез…
– Давней порою
То было… По случаю
Весть эту кто-то принес.
Бабы рыдали,
Мальчишек ласкаючи,
Думы в мужицких глазах.
В дальние дали
Вести слеталися,
Что наступил на нас враг.
Пятеро в доме
Моем горлопанили,
Если не трогать жену!
«Выгоним! Сломим!»
Сталина славили…
К празднику шли… не в войну.
Только, нам стало
С войной познакомиться
Возле столичных дорог.
Вооружили:
Винтовка на троицу.
А командир – больно строг.
Если не так —
То по каждого матери
Матами крыл, как огнем.
Был я дурак
(Не при церкви на паперти!),
Злился. А опыт был в нем.
В нас, попривыкших
К застолиям песенным,
Да к тишине вечеров,
В землю зарывши
Окопною плесенью,
Злобу ковал на врагов.
Бить их, себя
Сохранив от случайности,
Бить их огнем и штыком.
Дух теребя,
Доводил до отчаянья…
Все пригодилось потом…
Я его помню.
Ведь, жизнью обязанный…
Езжу по сей в те места.
Памятьник скромный.
Пригорок под вязами.
Там от деревни – верста.
Грудью своей,
Что в меня посылалась,
Пулю тогда отловил.
Много уж дней.
Мне и старость досталась.
Он же… застыл, каким был.
В гипсе холодном,
Под бронзовой краскою
И со звездой на груди…
Был моим взводным,
Без страха с опаскою
Шел завсегда впереди.-
Дед затянулся
И ядом махорочным
Плакать заставил глаза.-
Так вот… Вернулся.
Остался не порченым.
Все я тебе рассказал…
Он отвернулся,
Закрылись усталостью
Веки подвыцветших глаз.
В жизнь же вренулся,
Описанный старостью
Взводный. Прожил еще раз.

Там, на поле бабы выли.
Рвались стоны в небеса…
Прятался в траве-ковЫле
Узкий след от колеса.

На педаль велосипеда
Всей кирзой давил сапог.
«Треуголочки» о бедах
Доставлялись точно в срок.

«Бедоносицей» прозвали
Злые бабьи языки.
Больно ранили, не знали,
Как все слезы ей близки.

Треугольник ее горя
Спрятан тайно на груди…
Ей шептал, прощаясь, Боря:
«Жди… Вернусь… Ты только жди…»

Не вернулся. «Пал героем
На окраине села…»
Самым горьким бабьим воем
Эти строчки приняла.

Что пробили пулеметом
И ее навеки грудь,
Что сломали артналетом
«Почтальонши» ясный путь.

По России бабы выли,
Проливая море слез…
Разве где-то позабыли,
Кто Победу нам принес?

И глядят с небес их души
На тебя и на меня…
Нет сограждан равнодушных
Возле Вечного Огня!

Остался один перегон…
Но взрывами бомб оглушенный,
Слетает под насыпь вагон.
И скрежет металла… и стоны…
Сквозь рваную рану котла
«Кукушка» в последнем дыханье
Сипеньем свистка отдала
Салютное с жизнью прощанье.
Вагон догорел, поневоле творя
Собою костер погребальный…
Случайный налет. Жизней вычеркнут ряд.
От ада – до ада! Печальный
Для бывших «зэка» обернулся конец…
Был шанс – добровольцем на фронт!
Вождю всех времен благодарность сердец
Лесной сохранит перегон…
И лишь одного увезли в лазарет…
Ему повезло? Где ответ?
В свои восемнадцать безрадостных лет
Очнулся… ноги одной нет.
«Остался живым! Кровью смыл ты вину…
Сынишка… – Вздохнул военврач. —
Свою ты закончил, родимый, войну…
Теперь ты свободный! Поплачь…»
****
Я встретил его у могилы солдат,
Где вечный огонь полыхал,
На щуплой груди не увидел наград.
Но честь ему все же отдал…

На дорогах страшной войны
Потерялись следы солдата…
Он о чем-то мечтал когда-то,
Сын великой своей страны.

Может, лучшим он сыном был.
Может, самым надежным другом.
И ждала письмеца подруга,
Увезенная в дальний тыл.

Утром поднят в атаку взвод.
Твой черед наступил, пехота!
И холодная мгла болота
Над солдатом сомкнула свод.

Весь полег на болоте взвод
И пропавшим он стал без вести…
И не стать, уж, женой невесте.
Той, которая еще ждет.

Помоги Россия сердцам,
Кто безвестностью этой ранен.
Помоги затянуться ране.
Верни славу дедам и отцам.

Им обязана всем, что есть
У тебя в этот День Победы!
Об их груди разбились беды!
Так верни солдатскую честь!

Морозный вечер. За окном февраль.
Метель заносит снегом лобовое…
До полика прижатая педаль,
Мотор надрывно, перетужась, воет.

От фар лучи, застрявшие в стене
Внезапно вставшей снежной карусели…
Идет кино о той былой войне,
В которой многим не дойти до цели.

Февраль знобит блокадный Ленинград
И каждый день длинней любой недели.
Дорога жизни. Покидают ад
Детишки, позакутавшись в шинели.

И вьет узор на лобовом февраль,
И быть теплу, коль через смерть проскочат.
Водитель, газа придави педаль!
Навечно не останься в этой ночи…