Глеб Михалёв - О жизни комаров. И прочих…

Тощий, словно карандаш
и такой же деревянный…
Знаю – ты меня предашь,
знаю… Поздно или рано.
Что ты мне ни говори,
ни доказывай упорно…
Стержень у тебя внутри —
тонкий-тонкий.
Чёрный-чёрный.

вот у меня сегодня – конфеты
пряники да чаёк
а небо – ложится на минареты
словно на гвозди – йог
это кто уж к чему привык – к дороге
к сумеркам, к леденцу за щекой…

а у неба по пузу – ходят боги
типа – массаж такой

ах эти пожелания благие
как дерева январские – нагие

ведь каждый знает – всё это вранье
но пишут все. и я пишу своё

я им не верю – боже сохрани!
но иногда сбываются они

В тысячелетнем городе – зима.
Холодные дворы. Февраль кромешный,
где «пазика» квадратная корма
болтается, как щепка, в струях снежных.
Где жизнь идёт. И скоро выйдет вся.
И не вернётся – хоть кричи… хоть спейся.
А тучи, что над городом висят —
тяжёлые, как паруса ахейцев…

«…вот объясни, ты чувствовал… хотя
наверно нет (какой же ты счастливый!),
что сзади по пятам идёт сентябрь
и как Малюта – всё глядит пытливо…

…а в голове – другие города,
дождавшиеся своего героя…
Москва – столица. А Казань – горда.
Как Троя.

…и бабье лето на твоём дворе
и ты идёшь ни в чём не виноватый.
А листья умирают на жаре,
как брошенные родиной солдаты…

…все мысли так нелепы и страшны…»

«Мне это ощущение знакомо.
Когда живёшь предчувствием войны,
пожалуйста, не выходи из дома…»

«Да брось ты! Мне давно всё нипочём!»

Вся похвальба куда-то испарится,
как только ночь тяжёлым кирзачом
наступит на татарскую столицу.
И кремль, и Зилантова гора
беззвучно под подошвою сомнутся.
И снова умирая до утра,
я не надеюсь, в общем-то, проснуться.

когда друзей – по пальцам на одной
зато тревог – куда ни посмотри
писать стихи – становится войной
одна строка считается за три

всё грезится прелестный завиток
беспечный ангел в травке луговой
но в результате – короток итог
и горек словно дым пороховой

Так кашляешь, что кажется ещё
что где-то там, не знаю, за грудиной
сидит и курит пушечный расчёт
закусывает влажною сардиной
потом встаёт – и раздаётся залп
вокруг салют! ошмётки и обьедки
и рукоплещет восхищённый зал
внутри твоей расширившейся клетки…

так радуйся моя кистепёрая рыба
что пока не перекрыли тебе кислород
а то придёт чёрный дедушка из Магриба
и тебя и меня сожрёт

и останутся только белые кости
да чёрные люди да клёнов пламя
да наверно – Рупасов Костя
в небесах над нами

Там, за окном – Борис и Глеб
и улица дождём умыта.
А здесь, на кухне – рис и хлеб
и прочие приметы быта.

И если форточку открыть,
ворвется в комнаты цветущий
прохладный май. И может быть,
проветрит этот дом, где – тучи,

где чёрен чай и чёрен хлеб,
а белый рис и белый сахар
ещё теряются во мгле,
наполненной полночным страхом…

…отыскивая потаённый смысл
в неторопливой чайной церемонии
как ложечкой чаинку ловишь мысль —
«стихи в поэте – косточки в лимоне» и
глядишь как зайчик солнечный дрожит
придавленный тяжёлым подстаканником
и тает жизнь – попробуй удержи —
как струйка пара над кипящим чайником…

А, Б, В, Г…
ну а потом
обычным знойным вечером
глотнешь июнь иссохшим ртом
а всё – сказать-то – нечего…