Всеволод Емелин - Смерти героев (сборник)

Как теперь мы будем без яиц-то?

Если б знал Кристоф де Маржери

(Ничего к нему совершенно личного),

Если б знал, что у меня внутри

До сих пор горит скандал яичный…

Так что уж пардон вам и мерси,

Если вдруг кого мы покрошим.

Хватит на таких друзей Руси

Здесь снегоуборочных машин!

За родной Советский мой Союз

Мщу я иностранцам, местный житель,

Каюсь в том публично, признаюсь,

Люди православные, вяжите!

Отзвучала звонкая гитара,

И пора ответить за базар.

Отберите орден у Макара —

Не подходит к ордену Макар.

Можно выступать и в «Олимпийском»

Можно продавать сосиски «Смак»,

Но петь перед сборищем фашистским

Может только натуральный враг.

Пил он раньше пиво с президентом

В строгой тишине кремлёвских зал,

Но вдруг жёлто-голубую ленту

Он себе на шею повязал.

Сколько лет они от нас таились,

Но как только стал вопрос ребром,

Тут они мгновенно расчехлились

Всем своим коричневым нутром.

По бескрайним нивам серебристым,

Где ликует русская весна,

Ходят нацпредатели-фашисты,

Нацепив на груди ордена.

Мнение об этом об вопросе

Высказал в Госдуме депутат:

Есть у нас фашист-орденоносец,

Нужно отобрать награды взад.

Он играл со сцены буги-вуги,

А душой тянулся в палачи.

Неужели орден «За заслуги»

У нас больше некому вручить?

Есть у нас прекрасные артисты,

Яркие таланты и к тому ж

Стойкие борцы-антифашисты,

Например Валерия и муж.

Лучше бы вы их награждали,

А то я смотрю и не пойму,

В честь чего даёте вы медали

Тем, кто за фашистскую чуму.

Я не сбивал малайских самолётов,

Не пробовал хамон и пармезан,

Меня атаковала не пехота,

А свой родной дворовый хулиган.

Я не был ни стукач, ни уголовник,

Я не был ни маньяк, ни педофил,

И даже самой маленькой часовни

Я на своём веку не развалил.

Не опускал несчастных по темницам,

Не нападал с ножом из-за угла,

Повоевал я лишь в игре «Зарница»,

Так псу под хвост вся жизнь моя прошла.

Да, у меня есть многие пороки:

Разбил однажды рюмку в кабаке,

«Из трубочки плевался на уроке», —

Как записал учитель в дневнике.

Могу я много выпить без закуски,

Могу устроить близким мини-ад,

Но всё-таки, наверно, я не русский —

Глобально я ни в чём не виноват.

Как этот бык, что проиграл корриду,

Как часовой, оставленный в плену,

Я ощущаю горькую обиду,

А не национальную вину.

Когда же призовут меня к отчёту,

Я подтвержу, что был из фраеров,

Что не сбивал малайских самолётов

И не топил бразильских крейсеров.

Обожжённые листья сухие

Крутит ветер в степи половецкой,

И по улицам Киева-Вия,

И по улицам Вия-Донецка.

Груды мёртвой израненной стали

Да под касками чёрные маски,

Чередою печальных развалин

Анатомия зданий Луганска.

Лишь руины у нас за спиною,

Как когда-то писал Бродский Йозеф.

То, что названо «русской весною»,

Переходит в угрюмую осень.

Кто снарядом, кто миной, кто пулей,

Кто-то в грудь, кто-то в лоб, кто-то в бок,

Рядом ватник поляжет с рогулей,

Защищая свой юго-восток.

До свиданья, мои колорады,

До свиданья, укропы мои,

Встретит вас тишина и прохлада

Неделимой славянской земли.

Где взлетают, на радость начальству,

Вместе с глиной и супесью вверх

Окровавленных тел ваших части,

Как весёлый китайский фейерверк.

Собирались ополченцы

В православные полки,

Осетины и чеченцы

И донские казаки.

Поднимались добровольцы,

Никому не ведом страх.

Пусть трепещет Коломойский,

Украинский олигарх.

На иконе образ Спаса,

Вьётся множество знамён,

Провожают из Донбасса

В бой ударный батальон.

Шаг чеканила пехота,

На плечах своих несла

РПГ и пулемёты

И ПЗРК «Игла».

Чтоб ответить западенцам

На прозападный их курс,

Чтобы степи под Донецком

Не топтал Кончита Вурст.

И пока колонной длинной

Шли по городу войска,

Чернобровая дивчина

Обнимала паренька.

Умоляла: «Сделай милость,

Береги себя, мой свет».

И слеза её скатилась

На его бронежилет.

Уходили не по-детски

В бой простые пацаны,

Это было под Донецком

В грозном зареве войны.

Будем помнить эти годы,

Цвет Георгиевских лент,

С нами братские народы

И российский президент.

И когда-нибудь потомству

Сложат песню старики

Про бои у Краматорска,

Про славянские деньки.

Мой адрес не дом, а Советский Союз,

Мой Господь Бог – распятый Иисус,

Мой возраст всю жизнь 18+,

И вы не дождётесь, что я сопьюсь.

И пусть я Иудой

Прослыть готов,

Но я не буду

Стрелять в хохлов.

Стою, бесстыжий,

Совсем один,

Хохол мне ближе,

Чем осетин.

Совсем, о Боже,

Лишился корней,

Хохол мне дороже,

Чем даже еврей.

По-македонски с обеих рук

Пускай стреляет в хохлов Здрилюк,

Пускай стреляет в хохлов Стрелков,

Но я не буду стрелять в хохлов.

Навек мой адрес СССР,

Казнённый дед мой был офицер,

Мой возраст всю жизнь 18+,

А это очень тяжёлый груз,

А это опасный груз…

В направлении цели намеченной

Разгоняется пуля в стволе,

То Захарченко бьётся с Семенченко

На суровой донбасской земле.

Роз бумажных шуршащие венчики,

Установки ревущие «Град»

У Захарченко и у Семенченко

Ещё много отважных солдат.

Много тел молодых и накачанных,

Много танков и бронемашин

У Семенченко и у Захарченко

На просторах бескрайних равнин.

Расскажи мне, небесная ласточка,

Как ракета, взмывая в зенит,

Кто, Семенченко или Захарченко,

В этом грозном бою победит?

Ничего не ответила птица мне,

Протрассировав над головой.

А солдаты с закрытыми лицами

Молча строились в клин боевой.

А в гнезде ждут голодные птенчики,

А в полях полыхает закат.

А Захарченко бьётся с Семенченко,

Политологи всё объяснят…

Среди радостного и страшного

Карнавала наставших времён

Сам собой важный вывод напрашивается:

Есть у жизни суровый закон.

Сила – в качестве, а не в количестве,

Доказали Луганск и Донбасс.

Велика роль в истории личности

И ничтожно влияние масс.

Не друзьями простыми и милыми,

Что с утра занимают сортир,

Чингисханами и Аттилами,

Бонапартами движется мир.

Это не комбайнёры с шахтёрами,

Что всю жизнь копошатся в пыли,

Эти люди летят метеорами

Над равнинами сонной земли.

Хитроумные дяди с пробирками