Владимир Антипов - Мы с тобой одиночеством связаны. Сборник стихов

Опузырилось небо к вечеру
Серым ливнем прошлось по полям.
Громыхнув недалече картечью
По шумевшим седым тополям.
И прохладой терновник, овеянный,
Синевой наливает плоды.
Только стадо спокойно, размеренно
До загона копытит следы.
И в ведре молока с белой марлей
Процедившийся, лег в пузырях,
Убежавший сквозь дырку в кармане
У плаща томных туч сентября,
Заигравшийся солнечный заяц!
Для потехи босой детворы,
На подставленный крохотный палец
Перепрыгивал, будто забыв,
Что пора раствориться на западе
И укрыться за горизонт.
Вот и звезды на небе, как запонки
Распахнули серебряный зонт.
Вновь вскарабкался месяц над крышей,
Завершив календарный листок.
Ночь спокойствием благостным дышит.
Утром солнце придет на восток.

Всё прохладнее сердце становится,
Поселилась в нём подлая зябь.
Мне б луну, что висит за околицей,
На ладони свои нежно взять.
Пусть не греет она, не мяукает,
Но в «глазу» точно есть огонёк.
Под плащом я её переулками
Утащил бы себе на денёк.
Накормил молоком да сметаною,
Медным брюхом прижал бы к груди.
Может это покажется странным, но
В эту ночь я бы так поступил.
Жаль, усну я, тобой убаюканный.
Вместо снов только серая рябь.
Отчего же луна не мяукает?
Отчего в сердце подлая зябь?

Отыскала вновь осень мою деревушку
По стогам, заготовленным на сенокосах.
Зарыженился тополь над дряхлой избушкой,
Обмолочены площади гречки и проса.
Не укрыться от осени в серых туманах.
Стали росы на зорьке прохладней. И в пору
Прятать руки всё чаще в плащовых карманах,
Приподняв перед этим приглаженный ворот.
Отцвело, пожелтело вчерашнее лето.
Сколько их наперёд мне отмерит кукушка?
Будто бы почтальоном, принёсшим газету,
Снова осень стучится в мою деревушку.

Спряталась степь за туманную изгородь.
Шум тополей по-осеннему слышен.
Время счинает как будто бы слизывать
Зелень с листвы засмолившихся вишен.
В пасмурном небе, припудренном копотью,
Нет больше места июльскому зною.
Не разогнать даже мельничной лопостью
Скопище туч в предосеннем сезоне.
Лишь сибирьковая балка, цветущая,
Непогодь августа с жадностью хлещет.
Дикая яблоня с дикою грушиней
Пахнут особенно в пасмурный вечер.

Попросилась туча на ночлежный стан,
Расстелившись на верхушках вишен,
За день ползать по небу устав,
И отвисшим брюхом чухаться о крыши.
И погоныч-ветер, усмирив свой пыл,
Затаившись в собственной прохладе,
Морды рыжие степных кобыл
Легким дуновеньем нежно гладил.
В пресном зеркале извилистого пруда
Тонкоствольною ногой, погрязшей в ил,
Шелестом камыш кувшинке изумрудной
О любви своей, как будто, говорил.
Горизонт, сорвал ночные занавески.
И росой умывшись, тыквенный восход,
Провожая темь за спину перелеска,
Рыжею полоскою окрасил небосвод.

Раскукарекался по хутору рассвет,
Лениво поднимаясь из-за стога,
Повесив, как обычно, солнечный портрет
Забытого языческого бога.
Привычным шагом откопычивая путь,
Мычит вдали рыжеющее стадо.
Пастух, на корточки присевший отдохнуть,
Почувствовал пришедшую вдруг старость.
Со лба рукою вытирая липкий пот,
Скурив очередную папиросу,
Он вновь рюкзак уже обыденных забот
На спину тощую свою забросит.
Потом закат заменит сумрачная стынь…
С закатом жизнь уходит понемногу.
В её глазах, давно уставших и пустых
Умрёт портрет языческого бога.

Иссиня-чёрные, как тёрен в октябре,
Висят над Верхнедоньем облака.