Ольга Первая - Будь

Это выход – в нужный момент
Сказать: «Прощай».
Когда точно знаешь – дальше нельзя,
Тупик.
Это счастье – не привыкать
Ко многим вещам.
Только музыка, слово и зов
Непрочитанных книг.

Тихо-тихо с прохладным ветром
Спускаясь в дол,
Слушать реку, сверчков в ударе
И гул моста,
Ощущать биение сердца
В груди, в том
Самом месте, где недавно
Была сталь.

Это выход. Если хочешь,
Скажи: «Прощай».
И запомни, как ночь с обочин
Ползла на капот.
Счастье значит не привыкать
Ко многим вещам.
И даже порой…
…совсем не смотреть вперёд.

Всё улеглось,
И речи Ваши гладки,
И ум спокоен,
И Душа поёт.

А я на том ловлю
Себя украдкой,
Что у меня —
Ну… всё наоборот.

Вся жизнь в прыжке
От сумасшествия
К безумству. Вся жизнь —
То йога, то,
Ети его, фокстрот.

И спит, растак его,
Седьмое чувство!
Из сухофруктов
Совесть пьёт компот!

Жду ледохода
И апрельских ветров.
Пусть лёд сверкает,
Тает и трещит.

На переправу
Чрез бурьян и ветки
Мой дух мятущийся
Как прежде заспешит.

Не нужно слов. Всё сказано вчера.
Черней грачей, глаза рассвет встречают,
Апрель и май… болеют до утра
Украинскими теплыми ночами.

Знакомый лад, знакомый разговор…
Закрутишься, завертишься – устанешь,
Идёшь домой от болтовни и ссор,
Страницы памяти тихонечко листаешь.

Страницы памяти дороже сотен книг,
В них силуэты, образы бесценны.
И самый тривиальный миг
Сопоставим с трудами Авиценны.

Всё грезится: и сон, и явь, и Крым…
И долгожданное, конечно же, свершится…
Притронусь бережно ещё разочек к ним,
Желтеющим и дорогим страницам.

Мне всё время хотелось быть лучше
И счастливей, чем даже случай.
Но была чересчур нервной,
Переменчивой и неверной.

Но была я как ветер в марте,
Но была я как первая партия.
Невозможно с пути свернуть,
Взять тайм-аут и передохнуть.

Невозможно себе соврать,
Убедить себя, переиграть.
Невозможно себя забыть…
Оставалось одно – ЖИТЬ!

Нам нужно расставаться иногда,
Чтоб тонких струн вибрации услышать.
И знать, когда настанут холода, —
Сегодня ночью снег прилёг на крышу.

Нам нужно иногда про «Я» забыть,
Довериться судьбе и плыть по ветру.
Сегодня вспыхнуть, после чтоб остыть,
Цинизма корку снять с себя как цедру.

Так важно знать, что есть в оконце свет,
Там ждут. И мягкой осенью шуршащей
Родные образы через пучину лет
К нам станут приходить всё чаще.

Нам нужно расставаться и болеть,
Болеть душой и ждать заветной встречи.
Для воскресенья нужно умереть,
И возродиться в тихий летний вечер…

Да, нужно было с кем-то носиться.
За что-то нужно было бороться.
Теперь ношу я платья из ситца,
На «что-то» дабы не напороться.

И весело в груди раздаётся:

Отведай, дескать, внутренних ветров,
Печальных одиноких закатов…
А я… возможно, девушка-ретро…
Возможно, даже скажут: «Куда там!»

И за спиной отборное льётся:

В тебе кишмя свирепых Горгулий!
Прожорливых бездонных колодцев!..
А я… не знаю даже, смогу ли…
И чем же это всё обернётся…

С потоками грязи летят
Рифмы и липнут к ночи,
К пяткам моим и мыскам,
Срочные и не очень.

Педали кручу-верчу,
Шестьдесят четыре… и снова
Под нос пою и шепчу,
Голова потому что садовая.

Живу за тысячей ширм,
Дверей и причудливых масок.
Ещё поживу и сбежим
С пистолетом, в трусах и в каске.

Будет предельно темно,
Напряжённо, тревожно, неясно.
Луч попал в слепое пятно,
Он ни жёлтый теперь, ни красный.

Ну, а я как пустой трамвай
При своих драгоценных рельсах.
Октябрь, меня согревай!
Рифмой и добрым Цельсием.

Удар. И нараспашку дверь.
Спускаю душу с поводка.

Удар. И после оклика легка
Летит она, а с ней метель.

Удар. О дно большой реки…
…а, к черту дверь, срывай с петель!

Мне всё равно куда лететь!
Не видно – протяни – руки!

Сегодня утром ей захочется перчёного,
Побольше зелени, и можно не солить.
Изобразить в лице кота учёного
И поиграть, и похитрить, и помудрить.

А завтра она будет статуэточкой.
По тротуарам отпечатав step by step,
Глаза упрячет в местную газеточку,
Подумать чтобы: «Всё же мир нелеп…»

Чуть позже про еврейских мальчиков
Задумает большой роман писать.
И про соседку, что приехала из Нальчика,
Где что ни день – ну, просто благодать.

Сегодня захотелось ей перчёного,
Побольше зелени, и можно не солить.
Изобразить в лице кота учёного
И поиграть, и похитрить, и помудрить.

Тромбон мурлыкал, и медовый джаз
Струился в чашку кофе капучино.
Бас-гитарист не поднимал серьёзных глаз.
Вокруг порхала радость беспричинно.

Бокалы с тонкой талией – Дюрсо,
Картины, бра, – всё радость источало,
И даже сёмга, у которой слаб посол.
Так верилось – для счастья нужно мало:

Разбавить монотонность дней и вёрст
Импровизированным джазовым стандартом,
Где выйдет вокалистка на помост
И томным альтом все смешает карты.

Плеснёт романтики обильно саксофон
На скатерть вечера, и оживёт Синатра.
Переплетутся танец, явь и сон,
И мы забудем, что наступит «завтра».

Когда пройдешь все стадии отчаяния,
То по-иному видишь этот свет.
Когда в душе покой и неприкаянность,
Не ждёшь чудес – и огорченья нет.

Когда пройдешь все стадии неверия,
И примешь непреклонность бытия,
Тебе единому понятная феерия
И мысль: «Да что же раньше я?»