Денис Балаев - Сентябрь сердца

Вот так из тьмы и тишины
На белый свет мы рождены
И, может быть, на звуки скрипки,
Однажды, песней ляжем мы.

Вот так – из шума и огня
Мы что-то силимся понять,
В то время, как рассвет с закатом
Нас красотой своей пьянят.

Вот так – короткая как стих.
Спеши смеяться и грустить,
Но, где-то в сумраке сюжета
Души своей не упусти.

Как хочется дожить до медных труб,
Пока мартышку не угробил труд,
Покуда в джунгли не пришёл пожар
И до того, как снега паранджа
Укроет мир по самые глаза,
Которым ничего не рассказать.
Когда зверёк повалится на снег,
Внутри него родится человек.
И он убьет подобного себе…
И Гавриил сыграет на трубе.

Ты воду превратил в вино.
Ты напоил вином народы.
Ты разделил хлеба на годы,
И мёртвых воскресил ты, но…

Я выпиваю литру в день.
Чего? – сказать довольно трудно. —
Эй, ты, идущий по воде,
Оставь на утро! —

Когда меня накроет явь,
Войдёшь ко мне, отверзнешь вежды…
Входящий, стало быть, оставь
Свои надежды.

Мы посидим у огонька —
Душа согреться будет рада.
И я скажу наверняка —
Оставь. Не надо…

О! ставь не на меня! – кричу. —
Мы не сработаемся в паре!
И Он оставит мне чуть-чуть —
Хороший парень.

Моею волей собраны войска,
Моей рукой отправлены в атаку.
Они в бою погибнут без остатка,
Но подвиг сохранится на века.

Безумная, безликая толпа,
Где каждого я знаю поимённо,
Легко встаёт под яркие знамёна
И вдоль обрыва движется слепа.

Что ждёт их дома? Женщины, долги?
Дома? Друзья? Не пропечённый ужин?
Я спрашиваю вас: Кому он нужен,
Когда с собой мы честны и строги!

Когда, как победитель, можешь брать
Чужие деньги, жён чужих и пищу,
Покуда твоё сердце не отыщет
Чужая сталь, войдя по рукоять.

Моею волей собрана орда.
Моей рукою брошена в атаку.
Пусть каждого прирежут, как собаку,
Но позже… позже, мне нужна среда,

В которой нет ни слабых, ни больных,
Ни глупых, ни простых, ни слишком скромных,
Где не предпочитают блюд скоромных,
И не боятся лезвия под дых,

Где мысль определяет бытиё
И всё возможно, всё чего ни дай,
Где счастье – пой, несчастие – рыдай,
Всё остальное жалкое нытьё.

И может быть, пол мира утопив
В крови, слезах и лошадином поте,
Я не окончу жизнь свою на взлёте,
Но я не здохну чаши не испив.

Моею волей, именем моим,
Моими мыслями и редкими строками,
Но собственными всё-таки руками…
Мы либо здохнем, либо победим.

Я не пишу черновиков —
Никто не верит.
На свете много дураков,
Один Сальери.

То кредиторы, то врачи,
Как злые звери,
Средь ночи… А мои харчи —
Один Сальери.

Я пью, но пью всё чаще йод
Своих артерий.
Я пью! А кто сейчас не пьёт?
Один Сальери.

Мы с ним обедали – закат
Занялся – в сквере:
Один несчастный музыкант,
Один Сальери.

Я напишу ему, как есть,
И без истерик,
Что для меня и мир-то весь —
Один Сальери.

Я не намерен отпирать
Другие двери…
Чернила капают с пера.
Один Сальери.

Блистательный, как новая монета
Тридцатилетний пылкий корсиканец;
Ещё вчера, все думали, что этот
Тщеславный и заносчивый засранец

Не сделает ни шума, ни карьеры —
Отслужит жизнь на кафедре военной,
Ни для кого не послужив примером,
И разойдётся мелочью разменной.

Но «c’est la vie», как говорят фрацузы:
Пока они все кушали и пили,
Ты вышел в императоры, под грузом
Досадных мелочей не обессилев.

Вкусив от пуза нищеты и чванства,
Ты осыпаешь золотом плебеев.
Ты точно знаешь – все имеют шансы,
Только враги твои ни шанса не имеют.

Ты их зубами будешь рвать на части,
Подстерегая, нож вонзая в спину.
Ты бросишь на алтарь имперской власти
Свободу, капиталы, Жозефину…

Всё это мелочи: и трон, и ссылка,
Англо-континентальная блокада.
Дешёвого шампанского бутылка,
И контробандой плитка шоколада.

Как это далеко от тронных залов,
Ликующей толпы и триумфата.
Как это далеко… Как жизни мало…
Как велика за эту жизнь расплата.

Ты проведёшь на острове Елены
Остаток жизни, дряхлый старикашка.
Что, «vis-a-vis» с бездушною вселенной,
Купюра крупная? – так, мятая бумажка.

Последний Император тяжко дышит.
Ему не сплюнуть Токио, как пепел
Оставшийся от Токио на крыше
Его дворца. Обычного нелепей

Война проиграна, и кто-то жаждет крови,
Согласно ритуалу харакири…
Но Император медлит, хмурит брови
И бредит разговорами о мире.

А за спиною бомбы Перл Харбор,
Руины заражённой Хиросимы;
И держит настоящее за жабры,
И будущее – всё невыносимей…

…Но дым рассеется, остынут кровь и пепел.
Ты снимешь нимб и крылья из нифрита.
Ты станешь лёгок, радостен и светел
Последний император. Хирохито.

Один в овальном кабинете,
За всё в ответе,
Сидит ни в чём не виноватый
Мужик из ваты.
Он символ веры осторожной,
Что всё возможно…
Но Бог не выбирал, похже,
По цвету кожи…

Он полжизни провёл… потратил,
Дрессируя тупого зверя —
Балансировать на канате,
В мясо злые глазёнки вперя.

Игнорируя свет арены,
Гром оркестра, вино и женщин,
Он полжизни прожил неверно.
Зал, чему же мы рукоплещем,

Глядя тысячей злых глазёнок
На кусочек сырого мяса?
Мы ласкаем лишь собачонок —
И приятно и безопасно.

Зверь безжалостен, но без жала
Острой пики не станет зверем.
– Есть желающие из зала?
Выходите сюда – проверим.

Нет времени на рефлексию
И прочий бред интеллигента.
Твоё последнее усилье
Всего лишь часть эксперимента,

В котором каждое движенье
Перемножается на сто,
И нет достойных достижений —
Ты либо выжил, либо сдох.