Вероника Батхан - Зеркало изо льда. Стихи

Пишу как придется… Подобно античным героям,
Классическим ритмом на шелковой желтой бумаге,
Ответа не чая, случайные взгляды встречая…
Паршивое время – куда там Итакам и Троям.
Кобыла-невеста везет дурака в колымаге
По берегу лета, минуя кусты молочая
И заросли мака… Бессонница. Осень. Разруха.
Порывшись в хлеву, набираю жемчужин на бусы
Умела б молчать – так и вовсе бы разбогатела.
Но воет с экрана чужая и злая старуха.
Ты помнишь – у Галича: «…Мальчики были безусы…»
Движение пальца – и плоть превращается в тело.
Война. От порога до серого взгляда соседа.
С газетных клочков, из шагов патруля в переулке.
Командуют «Стройся!», но сколько еще до парада?
Строка новостей бьет по нервам вернее кастета.
Париж стоит мессы. А время – расписанной пульки.
Ты в городе Н. И, впервые, я этому рада.
Так просто писать, грызть безропотный фильтр сигареты,
Сплетая слова, вразумительно ежась от страха…
Мол, в звуке часов слышно тиканье будущей мины.
…И тысяча тысяч шагов от тебя до портрета.
Мне ближе, чем кожа, сегодня чужая рубаха.
А наш разговор – переписка угля и камина.
Но хватит… Бог даст – доживем или перезимуем.
Доверим картошку мешку, огорченья бумаге.
Пора на покой. Простыня как судьба полосата.
Ты знаешь, как сладко писать, не ища адресата…
А где-то трясется дурак на своей колымаге,
Честя, на чем свет покосился, кобылу хромую.

Война за вонью, бред за братом,
За кровом кровь, вода за льдом,
Так между небом и набатом
Кочует шут из дома в дом.
Вокруг враги, венки, вериги,
Дороги редкие горьки,
Громки приветственные крики,
Робки рябины у реки…
Ступай себе, как пес за паствой,
Не вышел шилом – бей челом.
Взамен занюханного «Здравствуй»
Шестиугольное «Шалом».
Груба к рабам Гиперборея —
Швыряет прочь, не раздавив,
Не разобрав – жида? еврея?
В обитель лета, Тель-Авив.
Уроду родина не рада.
Шипит паук в тени тенет:
– Зря родом был из Ленинграда —
Его теперь на карте нет!
Знай свой шесток в шестой палате.
Не путай спьяну быль с бельем.
Сполна паленой плотью платит
Дурак в отечестве своем.
Читай следы, следи за верой —
Хвостом единым жив кобель…
Горит звезда и город серый
Не спит, качая колыбель.

Вот человек. Вот слово человека.
Вот дом. Вот сын. Вот дерево. Вот сад.
Вот бог. Вот храм. Вот сломанная ветка.
Вот холм и крест и жизненный фасад
На мраморной плите… Потом щебенка,
Земля и лен, и прялка, и рука,
Что тянет нить для нового ребенка,
Под мерный шелест ткацкого станка.
Идут дожди, часы, года, солдаты.
Встают рассветы, стены, города.
Вода смывает памятные даты.
История, не ведая стыда,
Меняет платья в каждом поколенье…
Дороги книги – пепел или тлен.
Как памятник не встанет на колени,
Так раб не поднимается с колен.
И хочется порою обернуться,
Как Лотовой жене, взглянуть назад —
Следы в песке за каждым остаются —
Вот дом. Вот сын. Вот дерево. Вот сад.

Если б вырезала флейту из речного тростника,
Я б сыграла белым птицам над холмами в вышине,
И сама бы улетела в тишину и синеву,
Над закатными холмами, не задев тебя крылом,
Если б вырезала флейту из речного тростника.
Если б я умела пламя без огня зажечь одна
Из горстей сосновой хвои, из пучка еловых лап,
Искры взглядом провожая, всю бы ночь в лесу ждала —
Может дым тебя согреет на пути в далекий край,
Если б я умела пламя без огня зажечь одна.
Если б я варить умела горький вересковый мед,
В полнолуние у камня с перекрестка трех дорог,
Я б гостей на пир созвала, всех людей и всех зверей —
Вдруг тебя на чашу меда ненароком приманю,
Если б я варить умела горький вересковый мед.
Звездным Трактом вдоль по небу не оставишь и следа,
Песня тянется за дымом, дым за ветром, день за днем.
Зря рябиновые прутья разбросала по золе —
Я судьбу и так узнаю, стоит ей взглянуть в глаза.
Звездным Трактом вдоль по небу, не оставишь и следа.

Спит облезлый барбос в одеяле бурьяна.
Слева скалится дом этикеткой «Джаз-клуб».
У портвейна вкус осени – терпкий и пряный,
А любовь – лишь шершавость обветренных губ.
Ты качаешь луну в колыбели квартала,
Я смотрю на асфальт цвета мокрых волос.
Осовелый трамвай потянулся устало,
Уползая во тьму, брызнул искрой с колес.
И, даруя покой от дневных фанаберий,
Ночь на улицы льет фиолетовый йод.
Мы остались одни, город запер все двери,
Остановим часы – пусть никто не войдет.
Да минует нас смерть, бог, война, все иное —
Нам на клавишах крыш дождь играет романс!
Но смотри – по Неве на кленовом каноэ
Лето в звоне листвы уплывает от нас…

Вокзал…
Зал
Ожидания.
Здания,
Полные стука колес,
Встреч, слез…
Прощания —
На век,
на миг.
Снег…
Крик
Поезда, отъезжающего в никуда.
Тени,
Ступени,
Спящая женщина —
Как стена.
Сумка под головой,
Пошлая вонь.
Ей некого ждать,
Ей незачем жить,
Осталось спать
И пить
В зале ожидания.
Внимание:
Отправляется поезд до двери рая!
Вторая
Платформа.
Провожающих просят покинуть вагон,
Выйти вон —
Не проформа,
За билет в рай тоже надо платить!
– Пустить?
За так?
Ну, ты дурак! —
Крестом лягут рельсы,
28 по Цельсию.
Настраиваю флейту
По Фаренгейту.
Шум придорожный,
Тревожный,
Возможный
В одной отдельно взятой стране,
Где мне
Как всегда не находится места!
Кислое тесто
Месит невеста —
Пироги дороги для пира.
Дороги
Мира
Сцепились в гордиев узел зол…
Каменный пол,
Ноги, ноги, ноги, ноги —
Люди спешат в ад —
Ушел поезд в рай.
Проводник был не прав —
Билет туда не купишь,
Лишь
Заплатив!
Бурав голосов
Просверливает землю насквозь.
Засов
На двери, ведущей в рай.
Пора!
И дороги врозь.
Города – как колода Таро,
Карты в руки – куда
Отправляется поезд…

Твой город, до асфальта светский,
Укутан снежной паранджой…
Стучишься в дом… Казенный? Детский?
И слышишь голос. Но чужой…
Сгорают старые тетради
И корабли идут до дна.
Столбом на мертвой автостраде
Стоит Господь… Ничья вина.
Мир изменился. Незнакомо
Блестя, прищурилось окно.
Как монумент металлолома,
Воздвигся кран… Ища руно,
Находишь стертые монеты —
Ведь аргонавту грош цена.
А город рвет твои сонеты
И изменяет имена!
Не ждет гостей, не дарит плена,
Балы сменяя на бои,
Стирает все… И неизменны
Лишь тополя да воробьи.
И колокол последнего трамвая…