Вероника Батхан - Зеркало изо льда. Стихи

Татарское войско заемных снегов
Отступит к рассвету в Сибирь.
Под грохот оваций, под свист батогов,
Под карканье птицы снегирь,
Весна подведет орудийный расчет
И выстрелит в наше окно.
И ты улыбнешься и скажешь «Еще»,
А я промолчу все равно.
День кончился ночью. Фартовый февраль
Продулся в очко на Сенной.
Бес продал Россию маркизу де Сталь,
Смеясь над нелепой страной.
Мой ангел-хранитель твоих сигарет
Ушел в гастроном за травой,
Крылом прикрывая подбитый портрет
И нимб над седой головой.
Кто строит земной мандариновый рай,
Кто тянет впотьмах канитель?
Последний автобус уплыл в Мандалай,
Последний журавль улетел…
А я остаюсь королевой ресниц,
Твоей колыбелью, малыш.
И капает, капает, капает вниз
Сусальное золото с крыш.

Контур храма явился в полдень,
Белый купол в седой дали.
Боже правый, то Гроб Господень!
Неужели? Ура! Дошли!!!
Не стыдясь живота пустого,
Рваной юбки, худых лаптей,
Полз последний поход крестовый —
Десять тысяч святых детей.
Где бретон-, где британский говор,
Где немецкий чудной басок,
Итальянский потешный гонор,
И латинский сухой песок.
Орифламма в руках девчонки —
Златостенный Ерусалим.
Отче наш, для чего нам четки?
Мы молитвы шагами длим.
Выбирая глухие тропы
Корку хлеба зажав в горсти,
По полям, по пыли Европы
Мы идем, чтоб тебя спасти.
Море ляжет под ноги пухом,
Гибкой веткой поникнет сталь.
Царство божье для сильных духом,
Кроме тех, кто в пути отстал
Или спит на чужой землице.
Остальным и вино и хлеб.
Римский папа начнет молиться,
Белый агнец придет во хлев.
Валом рыба повалит в сети,
Станет черной седая прядь.
И никто ни за что на свете
Не посмеет тебя распять!
…Спелой гроздью повисло знамя,
Солнце шпарит поверх голов
И архангел парит над нами,
Будто Гамельнский крысолов.

Тамбовский волчонок по имени пес Артемон,
Бесстрашный воитель в трико и с худыми ногами,
Ты входишь в мой дом из клинически книжных времен,
Впотьмах перепутав Верону, Магдалу и Гаммельн.
Мой Гамлет! Офелия, нимфа и фея фаты
Осталась офортом на желтой странице газеты.
Полонский с Лаэртским опять выступая «на ты»,
Готовят к дуэли идей не мечи, а кастеты.
Какое там «быть» – дотянуть до зарплаты и все.
Ну, разве что летом на Кипр или к тетке в Саратов.
На кухне сидеть вечерами, читая Басе,
И спорить о ритмах звучанья кротов и каратов.
…А губы твои – не родник Иппокрены стихов,
Но теплая кожа со вкусом невызревшей сливы…
Послушай, оставь королевство, солдат, пастухов,
Езжай в Ленинград и попробуй остаться счастливым.
Меняй поезда, полустанки, соседей, купе,
Мечтай о прекрасном под шепот вокзальных сурдинок!
Но пепел опал на подол и по серой крупе
Я выведу пальцем «Ушел продолжать поединок».
Мой Гамлет, пока…

Время дождливой Чудью, собачьим лаем,
Гроздью бузинной дразнит… Ловлю на имя.
Кто остановится – будут звать Николаем,
Если иначе – просто проедет мимо.
…Частой решеткой окон пугал прохожих
Город семи окраин – моя столица.
Сколько их было – стремительных, толстокожих,
Бедных, упрямых, тех, на кого молиться
Право не грех для неопытной проходимки.
Имя свое ни за что тебе не открою!
Можешь гадать по родинкам, лапать льдинки,
Не догадаешься – стану тебе сестрою,
Верной и неревнивой, такой хорошей,
Лучше собаки, лучше любой служанки.
Славно тебя женю и уйду порошей,
Зимним распутьем, куда-нибудь в содержанки.
Думай вернее, милый, смотри на ощупь,
Пробуй меня на вкус – какова отрава.
Если узнаешь, сгинешь синицей в ощип —
Тихо зайду за плечи и стану справа
И никогда тебя уже не оставлю,
Хоть разбивайся всмятку, хоть лезь из кожи.
Все пережду – поцелуи, побои, травлю,
Буду проклятой, но и любимой тоже.
Часто ли помним, милый, чего желаем?
Пользуйся случаем, рви от Москвы до Рима!
…Кто остановится, будут звать Николаем,
Если иначе – просто проедет мимо…

Ты сотню раз твердила мне «Уходи»,
А я упрямо возвращался назад.
Но каждый выход – это шрам на груди.
Мне опостылел записной зоосад.
Я капитан дырявой лодки «Люблю»,
Портной без порта, Черный Плащ без плаща.
Торпедным залпом моему кораблю
Твое «Прощай».
Вино неволит, анаша гоношит,
Иду по водке, соблюдая кашрут.
Седьмые сутки беспробудной души
Я выбираю непутевый маршрут.
В кабине МАЗа, на краю колеи,
Один на трассе под дождем до утра,
Я вспоминаю злые руки твои,
Твое «Пора!»
Лежит на сердце неоконченный груз.
Минуя мины маяков и оград,
За двести двадцать мой стремительный блюз
Летит по трассе Петербург-Ленинград.
Направлю лодку к никаким берегам,
Волшебной скрипкой паруса окрылю!
Витым канатом по обеим щекам
Твое «Люблю…»

Как сохнет слово в глотке затыкая собой воздуховоды языка,
Такая скаковая поступь сердца. Цок-цок, маэстро Герцевич, конец —
ЗеКа в загоне нового закона читают ветхий выцветший завет.
На ветке века горькие гранаты. Где ты, с татуированным табу
На лбу богини, Гера Геростратов? Саратов стал Самарой, оттого
Мы все самаритяне. Корку хлеба пихаю в каждый пересохший рот,
В ответ цветет смоковница Содома. И, принимая роды на снегу,
Ты портишь кровью суетные руки. В бессилии своем спроси – солгу,
Что жизнь идет кошачьими шагами по крыше мира. Там, где будет Храм,
Сегодня спит ошибка Мураками. Обрывки драм и дранки старых рам
В одном костре за шкиркой Галилея. Но вертится за смогом сигарет
Земля. И отгорает Галилея. И назревает зноем Назарет.
Такая Иудейская пустыня, глухая, как еврейская тоска…
А слово у зубов ледышкой стынет и держит строй на грани языка.

Прошлогодние обиды
Снегопады замели.
В зимних гаванях Тавриды
На приколе корабли.
За дымком печных окурков
Легионы голубей.
В переплетах переулков
Заплутаешь – хоть убей.
Ангелочки белой глины
Расписное баловство
По обветренным витринам
Караулят Рождество.
За окошками решетки,
На дверях висят замки.
Непотребные девчонки
Зажигают маяки
Ровно в полночь. Остальное
Засыпает на закате.
Полотенчико льняное
В головах моей кровати
Будто шепчет: Спите страны,
Где уже не побывал.
Баю-баю ураганы,
Маргариты, Дон-Жуаны,
Львы, драконы, великаны,
Баю-баю, карнавал.