Владимир Карнаухов - Трафарет. Книга стихов

На колени мои ты присела,
Незнакомая девушка Мила,
И распутное сердце запело
Непонятной завидною силой.
Где в окрестностях новой любви
Беззаветное стало заветным,
Ты, как редкая вещь красоты,
Вдруг богатством мне стала несметным.
Положение лёгкого тела
И касание русых волос
Не имело границы, предела,
Когда тебя в спальню унёс,
Незнакомая девушка Мила.
На волнующей белой постели
С опьяняющим словом: «Милый»,
С путешествием к общей цели…
Опус праведности благоразумен,
И в окрестностях новой любви
Пусть останется связь наших судеб
Долговечной в суровые дни.

Тени, тени, всюду тени!
Душу растащили всю.
Вот прошёл Сергей Есенин,
Задувая на свечу.
Вот огромными ногами —
Маяковский с Лилей Брик.
А вы Осю не видали?
Будто слышали мы крик.
Вот – с лица воды не пить —
Пастернак, бледнее снега,
Хочет рифмой наделить
Всё, что движется без дела.
Вот Ахматовой платки, —
Только всхлипывают плечи.
Тяжелы были венки
В уходящий скорбный вечер…
Вот Цветаева Марина, —
Половицами скрипя…
На верёвке молчаливо —
Виснет сойкой с потолка.
Мандельштам худой – со стоном
Из-за бронзовых оков —
Волочит с извечным звоном
Дань порушенных веков…
Тени, тени, всюду тени!
Душу растащили всю.
Обернёшься – лишь метели
Бьют по мокрому лицу.

В клетку листочек,
И жизнь – в той же клетке.
Отрывистый почерк —
Живой, без пометок.

Крик одиночества
Сводит с ума.
Было – пророчество,
Была и тюрьма.

Было б в линеечку
(Всё ж осторожнее!):
Сел на скамеечку,
Съел бы мороженое.

Так вот, по клетке
И сердце стравил
Чёрной пометкой
Один осетин.

Накапала слеза сегодня радости
Нам на двоих с осеннего куста.
Благоухая непогодной шалостью,
В два хрупких обратились мы листа,
Оторвались от тяжести и боли
В многообразие начального пути.
Был сад разбит по нашей с тобой воле,
Где мы кружились в чистоте любви.
До остроты приблизилось дыхание
Двух нежных душ под жилкой золотой,
И наше постоянное касание
Нам создавало счастье и покой.
Бунт красоты всего лишь в двух листах —
В саду опавшем, в маленькой квартире,
Где две души всей радостью в слезах
От тяжести себя освободили.

С рекомендательным письмом,
Меняя саван на обличье,
Сидишь за круглым ты столом
И ждёшь начала чаепитья.
Ты ждёшь, когда присядут все,
И не допустишь опозданий,
И, доверяя лишь себе,
Ведёшь подсчёт, кто шёл в молчанье.
Твой договор – глоток судьбы,
Манеры жуткого сарказма.
За круглый стол присели мы —
Узнать твой выбор безотказный.
Ты же за этим к нам пришла,
Тебе понравился наш дом,
Там, в строчках твоего письма,
Лежит беда под сургучом.
Ты заставляешь всех собраться
С рекомендацией своей,
Где чаепитие – ужасно,
А круглый стол – ещё чудней.
Цена визита твоего
Меняет саван на обличье,
И вскрыть безжалостно письмо
В гостях тем более цинично.
В свидетелях – твоя ошибка
И наш семейный круглый стол,
Где холодом прошла улыбка,
Как страшный и тревожный сон.

Я видел, как ты спала,
И твой медальонный профиль,
Захватывала тишина,
Жалея от чувств высоких.
Твой сон – мимо всех проблем —
Рождал обстановку уюта,
А я всё смотрел и смотрел
На божество абсолюта.
Чтоб сладость твою не спугнуть,
Как гостеприимство покоя,
Я мог в этот час шагнуть,
Удерживая дорогое.
На кончике сонной души,
Твоей независимой позы,
Я брал глубину теплоты,
Припрятывая на годы.

На окраине звёзды светлее,
И луна – философия мира,
Так и хочется встать на колени,
И сказать за такое: «Спасибо!»
На душе – выражение света,
Оттого что живёт воплощенье,
Оттого что гуляют планеты
Над ничтожным нашим значеньем.
Невозможно привыкнуть к размаху,
Безмятежность роднее глазам,
Но реальность ложится на плаху,
Рубленная пополам.
Мы стоим в этом поле бескрайнем
Среди вздоха воскресших светил
Со своей колеёй пониманья —
Где с другой философией мир.

Печаль, что сорная трава, —
Сердечную начинку вяжет.
И говорят твои глаза:
«Не надо, милый. Бог накажет».
Нам прошлого уже хватает.
Действительность – священный дар,
Она пока что принимает
Располагающее к нам,
Пока ещё мы на двоих
Выносим лихорадку лет.
Печаль – безмолвие и крик,
Предупрежденье и ответ.
Разбрасывать и собирать
Нам всё же повезло с тобой.
Мы можем вместе поскучать
И посмеяться над собой.

В одном хоре разевали рот
В безудержном творческом припадке:
Всё хотелось вырваться вперёд
И нестись над всеми без оглядки.
Но ловил тревожный взгляд худрука,
Горлышко сжимая, как петлёй,
Весь порыв пронзительного звука,
Опуская вырвавшегося в строй.
Накопали жизненных позиций,
Хор закрыли с ломкой голосов,
И худрук без дела быстро спился
От потери песенных основ.
Но остался тот, что в творческом припадке
Всё хотел над всеми воспарить,
И летать свободно – без оглядки,
И своё любимое творить.
Так и вышел в люди с песней новой
И создал свой безголосый хор,
Где уже хватает сам за горло
Тех, кто очень рвётся на простор.

Пусть гримасничает дождь
На асфальте в лужах,
Я люблю, когда ты льёшь
И листвой сконфужен.
Капюшон сырого дня
Набухает скоро,
Ты находишь для меня
Радужное слово.
Ты – душа осенней музы,
Посланной с небес.
Ты – накрапывая лужи,
Плачешь обо всех.

Приятного вечера тихая грусть…
Накроюсь душевным покоем,
За всех дорогих про себя помолюсь
И новое что-то открою.
С одышкой мечта всколыхнётся надеждой,
Поверю и ей, бестелесной,
Пусть снова покажется пряник хвалебный
Из маминой сумки запретной.
Латунный подсвечник зажжёт свои свечи,
И тени, как руки любимой,
Положат тепло на усталые плечи,
Прощая за слово с обидой.
Душа не откажется от чаепитья,
Серебряной ложкой по дну
Покличет синицу, что ради приличья
Уже подлетела к окну.
Приятного вечера тихая грусть…
Растраченное пусть нам вернётся.
За всех я за вас, дорогие, молюсь,
Не зная чем всё отзовётся.