Николай Почтовалов - Чайный домик. Стихи

Ветер северо-восточный —
и в лицо, и в бок, и в спину…
но всегда ходили кочи
в островную паутину.

За волной волна всё круче,
и взметает песню ветер,
и несут по небу тучи
всё, что помнится на свете…

От Поморья до Онего —
колокольный звон веками,
пробиваясь из-под снега, —
улетал над Соловками…

У города своё лицо:
плывут над озером туманы,
леса на городе кольцом
свои зализывают раны;
звонят по ним колокола,
молитвы тонут в поднебесье, —
а город вертится в делах,
как на пластинке – чья-то песня.
Ворчит во сне пенсионер
и матерится работяга…
натянут до предела нерв
под бело-сине-красным флагом!
За горизонтом тишина,
а в городе не спится людям:
болит хронически спина, —
так этот путь по жизни труден.
Скрипят от старости дома,
по улицам гуляют ветры;
крадётся с севера зима,
вползая в город незаметно.
Линяют краски и цвета,
и дни становятся короче.
Мой город от жары устал
и жаждет зимней длинной ночи.
Он стар и молод, враг и друг,
моя судьба, моё проклятье, —
но не пустой для сердца звук:
Мы с ним не кровные, но – братья.
И мне близка его печаль.
Я с ним всегда по жизни вместе,
Моя душа – с его плеча,
с его креста – я только крестик…

Вислоухий ветер в Белом море свищет,
и удачу ищут спьяну рыбаки…
но твоя удача – как в кармане сдача…
а моя задача – править на буйки…
Эх, беломорочка!
Волна и лодочка…
А где ж селёдочка? —
Не повезло…
Грустить заставила,
во льдах растаяла,
нарушив правила —
себе ж назло…

Даже дяде Коле в день его рожденья, —
что за наважденье, – тоже не везёт…
Но… к утру на печке – радуют сердечко
рыбные колечки… И жена поёт:
Эх, беломорочка!
Волна и лодочка…
А где ж селёдочка? —
Не повезло…
Грустить заставила,
во льдах растаяла,
нарушив правила, —
себе ж назло…

По лыжне – на север, а в ушах вопросом:
ведь оставит с носом беломорский лёд???
Что бы там ни вышло, а судьба – не дышло:
на ветру не слышно, – может, – пронесёт…
Эх, беломорочка!
Волна и лодочка…
А где ж селёдочка? —
Не повезло…
Грустить заставила,
во льдах растаяла,
нарушив правила, —
себе ж назло…

О чём-то плачется порою:
глаза набухнут по-мужски…
Душа, наверное, не строит,
и сердце ноет от тоски.
А ночью голос чей-то звонкий
вдруг позовёт… Хоть и темно, —
сидят на лавочке девчонки,
уже забытые давно.
Весна гитарным перебором
звенит в ушах. Желток луны
висит над стареньким забором,
мальчишки от весны пьяны:
сирень ломают у соседа,
чтоб обменять на поцелуй;
владельцы двух велосипедов
любимым доверяют руль…
Лицо пылает от желаний:
не остывает голова…
Судьба потом, тайком обманет,
свои используя права…
Я просыпаюсь. Чьи-то тени
бесследно тают на стене…
И локон с запахом сирени
щекочет нежно руку мне.

Было… Забыл я… И только метель за окном…
Было… Забыл я… И ты мне твердишь не о том…
Что же осталось? – Остались короткие дни…
Только в ночи на Земле мы с метелью одни…

Было… Забыл я… У памяти жизнь коротка…
Было… Забыл я… Как будто пустил с молотка…
Что же осталось? – Ветрами напетая быль…
Только и вижу – слоями осевшую пыль…

Было… Забыл я… Наверное, вдаль унесло…
Было… Забыл я… Как будто кому-то назло…
Что же осталось? – Осталась вселенская грусть:
всё оттого, что назад никогда не вернусь…

Было… Забыл я… Всё снегом опять замело…
Было… Забыл я… Темно, хоть и было светло…
Что же осталось? – Надежда стоит у ворот:
может хоть что-то она мне на память вернёт…

Было… Забыл я… И только метель за окном…
Было… Забыл я… И ты мне твердишь не о том…
Что же осталось? – Остались короткие дни…
Только в ночи на Земле мы с тобою одни…

Мы этой ночью будем жить,
не отвлекаясь на сомненья.
И будет за окном кружить
неуловимое везенье…

И затеряются в ночи
вопросы наши без ответов.
Но – есть огарочек свечи,
и далеко нам до рассвета…

И не забудутся слова,
в глазах твоих в ночи растаяв, —
ты, как всегда, во всём права,
ведь мы от ночи не устали…

Гоню я солнца лучик прочь,
но время неизбежно тает:
и на исходе эта ночь,
а, что потом, – никто не знает…

Заметелило листвой жёлтой…
Нахлебался я тоски вдосталь…
Не забуду, – не смогу просто:
лет запутанных своих до ста…

Улетели зимовать птицы…
Потускнели у друзей лица…
И жена на всё вокруг злится:
хорошо не за окном, в Ницце…

А у нас уже – ледком лужи…
Затяни свой поясок туже…
Никому ты… А себе – нужен
среди этой на Земле стужи.

Заметелило листвой жёлтой…
Нахлебался я тоски вдосталь…
Не забуду, – не смогу просто:
лет запутанных своих до ста…

Костёр погас… и потянуло холодком.
Уже гитара от росы тихонько плачет…
На сон грядущий пожелай себе удачи,
ведь ты с удачей всё ещё знаком.
Дежурит верный у палатки дождь:
я знаю – никуда ты не уйдёшь.
Пока душа капризно не ворчит, —
держи под ковриком ключи.

Звенит ручей – не оборвавшейся струной.
Летит звезда, но – не последнее желанье.
И растворяются в предутреннем тумане
верхушки сосен, уносимые луной.
Дежурит верный у палатки дождь:
Я знаю – никуда ты не уйдёшь.
Пока душа капризно не ворчит, —
держи под ковриком ключи.

Спина к спине, – теплей, конечно же, – вдвоём.
И засыпают не растраченные души.
Их сон ни ветру, ни рассвету не нарушить.
А мы тихонько колыбельную споем.
Дежурит верный у палатки дождь:
Я знаю – никуда ты не уйдёшь.
Пока душа капризно не ворчит, —
держи под ковриком ключи.

Жаркий день в мороз трескучий:
руки стынут – ум в поту.
Есть ли в мире, где – покруче,
чем на рыночном посту?
На губах синеет вера,
хоть карман дырявый пуст.
Эх, ты, жизнь, какая ж стерва:
мало денег – много чувств.
Там, в тепле, колдуют чинно:
брать, не брать, отдать, не дать…
а на рынке гнутся спины —
это – наша благодать.
Я и сотне рад безмерно:
получил, – уйду в запой.
Кто-то есть и будет первый.
Я – не первый. Я – второй.
Матерюсь. А кто поможет?
Есть надежда, – нет пути.
Знать, опять не вышел рожей.
Наши рожи не в чести́.
Жизнь давно уже не в жилу,
и давно себя не жаль…
Если уж не вышел рылом, —
хоть других не обижай!