Борис Лайн - Провидение

Висит на стенке синий натюрморт.
Он для меня большой кроссворд.
На синем фоне —
Предметы в синем тоне.
И если прямо посмотреть,
Нельзя предметы рассмотреть:
Стеклянный с пробкою графинчик,
Стакан, тарелка и кувшинчик.
Натура эта стоит в витрине,
Она отражена в картине.
Увидеть можно синее творение
Лишь под конкретным углом зрения,
Что вызывает восхищение
И автора талантом уважение.

Акрополь – это верхний город, крепость.
Он отражал врага свирепость.
До нашей эры, в пятом веке,
Построили Акрополь греки.
Акрополь – над градом возвышается
И на холме скалистом размещается.
Стеной крутой он окружен,
И отовсюду виден Парфенон.
Он был шедевр архитектуры:
Предметы культа, храмы и скульптуры.
Стояли храмы: Парфенон,
Эрехтейон, царя Перикла Одеон.
Теперь – останки древнего строения,
Но и сейчас достоин восхищения.
Акрополь – великолепный,
Божественный и благолепный.
Акрополь – веков минувших вопль,
Весть о могуществе и гении,
Создавших на века творение.

Есть у меня одно желанье,
Чтоб ты со мной всегда жила.
Недолги были расставанья,
И жизнь счастливая текла.
Об этом Бога я молю
И говорю тебе: «Люблю».

Потерялся Бобка – маленький щеночек.
У него на спинке восемь черных точек.
Отыщите Бобку с пятнами на спинке,
В беленьких штанишках и в красной пелеринке.

На могиле старый череп тихо-тихо жил.
Клюкву стойную с болота навек он полюбил.
Каждый вечер, как стемнеет, к ней он приходил
И, склонившися над нею, ей он говорил:
«Я живу уже полвека там, где водоем,
Приходи ко мне в могилу, погнием вдвоем».
И прекрасная маркиза, опустив ресницы,
Целовала старый череп в черные глазницы.
И как будто став моложе, завить хотел он ус,
Но оказался непосильным ему столь тяжкий груз.
Тут он вспомнил, что прошли веселые года
И что юность озорная скрылась навсегда.
Еще желтее стали кости, печальнее глаза,
И на высохшую щеку капнула слеза.

В Баварских Альпах снег еще лежал,
Пейзаж унылый нас окружал.
В Тироле Южном была весна,
И флора буйно уже цвела.
Верону мимо проезжали,
Ромео и Джульетту вспоминали.
Без происшествия
Достигли цели путешествия.
Там было солнечно и жарко.
Нас поразил собор Сан-Марко.
Венецианская лагуна —
Обитель в царствии Нептуна.
На островах возникли поселения
Из коренного населения.
На Маломоко и Торчелло
Уж в шестом веке жизнь тлела.
В седьмом веке там правил Дож,
На императора похож.
Стоит на сотне с лишним островов,
Имеет множество мостов.
Большой канал – проспект широкий.
Он S-образный и глубокий.
Все здания над ним стоят на сваях,
И по воде плывут на лодках и трамваях.
Гондолы – транспорт романтичный,
Но дорогой и эксцентричный.
Там чувствуешь себя как дож,
Как будто к Господу ты вхож.
Большой канал вас изумляет
И красотой своей пленяет.
Вдоль берегов – роскошные дворцы
Из мрамора построили творцы.
Дворцы нельзя словами описать,
Их можно только созерцать.
На площади Святого Марка
От изумленья стало жарко.
Мое сердце сильно бьется,
И вдаль душа куда-то рвется.
Там рядом с церковью Божей
Стоит прекрасный дворец Дожей.
Он резиденция правителей —
Судьбы всех горожан вершителей.
Дож выходил там на балкон,
Народ приветствовал он.
Как чудо это описать?
И где слова такие взять?
Кроме колонн, колокольни и церквей
Там стаи наглых голубей.
Я был с женою очень рад —
Попал на сказку – маскарад.
Мы были в мире нереальном,
Потустороннем, карнавальном.
Под занавес «шприца» глотнули
И с ним в «нирване» утонули.
«Шприц» подают там вместо пива.
Закуска – черная олива.
Венеция – приют Мечты,
Восторга, счастья, красоты.

Буги-Вуги!
Буги-Вуги!
Вставайте братья и подруги!
Мы станем вместе в одном круге.
Станцуем в ритме Буги-Вуги.
Вы бьете бешено ногами,
Руками, телом, головами.
Все в сумасшедшем ритме слились,
В один клубок объединились.
Весь зал танцует Буги-Вуги.
Все сотрясается в округе,
Все бьются в форменном экстазе
И без наркотика – экстази.
Еще чуть-чуть, совсем немного,
Мы попадем в чертоги Бога.

Вот наступил сезон клубники,
И проступают счастья лики.
Она давно уж появилась,
Огромной, красной уродилась.
И населенье соблазнилось
И на этом «прикупилось».
Но скажем прямо – без патетики:
Она из пластика, синтетики.
Теперь пришла желанная пора —
Бери корзинку, рвать пора.
Поля сперва зазеленели,
Потом и ягоды поспели
И ярким цветом заалели.
Между рядов соломку постелили,
И ягоды туда свои головки опустили.
Присядь на корточки, нагнись
И вмиг в Эдеме очутись.

Со мною что-то происходит,
Во мне Поэзия бродит
И путь к читателю находит.
Тружусь я целый день и ночь,
Все остальные мысли – прочь.
Как будто каторжник – точь-в-точь.
Я не могу остановиться.
Мне даже некогда напиться,
Поспать, позавтракать, побриться.
Я должен истово трудиться.

Объект – японская диета.
В ней нет особого секрета.
Живут японцы до ста лет,
Что результат пожизненных диет.
В чем состоит диета эта?
Там, где едят продукты моря,
Не знают люди совсем горя.
Омары, крабы и кальмары —
Все, что дарует людям море
И что гуляло на просторе.
Все, что поймали рыболовы.
Все сразу проданы уловы
И в тот же день к еде готовы.
Есть также много даров полей —
В диете масса овощей.
С печатью фермера, штрих-кодом.
Он уважаемый народом.
Едят японцы понемногу,
Приемов пищи очень много —
Сто блюд в течение недели.
Ведь россиянки б обалдели.
У 102-летнего столицы жителя
И долгой жизни тайн хранителя
Однажды взяли интервью:
«Я не курю, не злюсь, не пью.
Живу, пока мне интересно.
Когда же станет скучно, пресно,
Я просто лягу на татами
И тихо попрощаюсь с вами».

Мне очень грустно, что мы с тобой расстались.
Воспоминанья в душе моей остались.
Ведь в волнах счастья мы с тобой купались
И без остатка друг в друге растворялись.
Я жил тобою, о тебе мечтою
И о блаженстве – от вас не скрою.
С тобой друг друга ведь мы боготворили
И наши души в единую мы слили.
Внутри горели желания огни
И наши души пожаром они жгли,
И друг без друга дышать мы не могли.
А в день ужасный она ушла из дому,
И эта весть была подобна грому.
Прочел записку: «Я ушла к другому».
Мне жизнь больше не мила.
Зачем теперь она нужна?
Хлебнул я горя сейчас до дна.
Она без милой
Мне стала скучной и постылой.
Я это танго любимой посвящаю.
Зачем жить дальше, теперь совсем не знаю.