Эмиль Мамедов - Прожитая осень. Стихи

без веры в неизбежности побед?

Наговорил… Ведь сам-то верю в Бога,

а без любви могу и умереть.

Все от того, что так сложна дорога,

которую мне надо одолеть.

Не верить ни во что – такая скука.

Как ждать любви, не назначая встреч?

Цинизм течет в крови всех наших внуков,

не верящих в творения предтеч.

Сядь поближе, а то туман

унесёт тебя к облакам.

И задиристый, без ума

ветер ласку приносит нам.

Тают в дымке ночной дома,

словно в сказке, до самых высот.

Сядь поближе, а то туман

унесёт тебя, унесёт.

Я – не часть и не всё

я – не суть, не момент.

буду утром росой.

промелькну, как фрагмент.

Ты найдёшь меня там,

где холодные ветры гоняют без устали

снежные хлопья.

Где за каждым признаньем

скрывается горечь несказанных слов.

Где рассветные блики

срывают таинственность ночи,

и просто в дорогу торопят.

Чтобы вырваться разом

из этих несчастных бредовых оков.

Пепел вышней любви поручить на расправу

безумному ветру. Пусть к черту разрушит!

Сколько было надежд!

Сколько нежности в сердце

сгорело дотла!

Ты найдешь меня там,

где в усталой толпе в одиночестве бродят забытые души.

среди тех, кто не ждал,

но с великой печалью дожил до утра.

моя линия между…

не восход, не закат,

и не то, что искал я.

и не попросту линия —

горизонт горизонтом,

полоса между нами.

не дорога, не путь,

все иллюзии – к Богу,

все улыбки – туда же,

наши мысли – да в небо

я устал, ты же знаешь,

я старею, ты помнишь,

ухожу, не вернёшь ведь.

ни вперёд, ни обратно,

ни сегодня, ни завтра,

ни мгновенье, ни сутки.

я не вечность, не часть.

Сколько вы убили детей,

маленьких мальчиков,

крохотных девочек?

Сколько в ваших умах затей

человеческую жизнь считать мелочью?

Пулю в их головы,

чтобы народ

остался без будущего,

вымер под корень.

Всё решает смерть,

никаких хлопот.

Немного поплачут,

подумаешь, горе.

Да, мне плевать,

во что вы верите.

К чему ваши помыслы,

севшие на мель?

Мне всё равно,

кому дорожку гладко стелете

и чье пришествие —

ваша святая цель.

Кому нужна эта мера,

подпитанная кровью детей

на ваших алтарях?

Кому нужны ваша вера,

ваша гордость,

честь

и святость царя?

Не искупить.

Ни мольбой,

ни адом,

ни раем

эти грехи.

…Да и мы…

сидим,

мечтаем,

с судьбой играем.

…

Пишем стихи.

Черным ангелом среди белых,

да еще с разбитым крылом.

Перезрелым средь яблок спелых,

среди золота – ржавый лом.

Как голодному снится обилие,

так и страннику – дальний свет.

Если уж на себя-то забили мы,

так хотя бы другим респект.

А какая уж, к богу, разница,

всё, наверно, своим чередом.

Кто-то может, а кто-то дразнится,

кто на хлев променял свой дом.

Разве в чувствах рвать себе глотку?

Чувства хрупки, сплошная блажь.

А налей-ка, дружище, водки,

и до самых краев, уважь.

Никто не узнает того,

что, наверное, знаешь и ты:

прокуренных комнат,

распитых бутылок,

окурков в стакане;

и лиц, проступающих бурыми пятнами

из темноты,

и небо, с которого падают камни,

тяжелые камни.

Закат.

Тишина.

И, наверное, вечность – беззвучная ночь,

и звездная пустошь,

манящая зовом к далёким планетам,

и сон,

улетающий птицей-малюткою

в темень и прочь,

и песня, которой

душевней и слаще для разума нету.

Никто не узнает того,

что, наверное, знаешь и ты:

фальшивые звёзды,

придуманный светоч

и мнимые песни.

Кто верит в легенды?

Кто падает камнем с глухой высоты?

Кто праведен нынче?

Кто светел и честен?

Тянется дым сигаретный к потолку,

пальцы держат сигарету изнеженно.

Мне кажется, что я уже не смогу

представить себе другую женщину.

Тонкие подведенные ресницы,

капли блёстки под глазами, словно роса.

И я не могу уйти, с ней проститься —

пугают обманутые сто раз глаза.

Она молчит и смотрит мимо меня,

лишь изредка выдохнет: «Собачья жизнь!»

Я открываю окно, и с лаской дня

врывается в комнату небесная синь.

Она смотрит устало, курит молча,

и, кажется, вот-вот покажется слеза.

Застываю в дверях, каменею точно —

пугают обманутые сто раз глаза.

Только внизу у подъезда я замер,

то ли в сердце боль, то ли плачет там она.

И хочется крикнуть: «Люди, что с вами?

неужели и в душах наших война?»

Некому теперь за нас помолиться,

грянет над нами и оглушит нас гроза.

Я даже боюсь смотреть прохожим в лица —

пугают обманутые сто раз глаза.

Косятся завистливо берёзы

на зеленые наряды сосен.

Источают соки, словно слёзы,

поминая прожитую осень.

Есть и у Природы вдохновение,

скромное желание успехов.

только лишь скользит убогой тенью

летнего тепла шальное эхо.

Тешится последними лучами

Одинокий ясень у дороги.

И нежданный шелест как в печали

тянет песни ветреные строки.

Растворились в ветре, как растаяв,

Паруса небесного фрегата.

И последних птиц усталых стаи

за тобой уходят до заката.

Как-то разорвалось всё и сразу,

Только мысли жгут бедово душу.

И прощанья скомканные фразы

я уже, наверно, не услышу.

Ни улыбки, ни тепла, ни ласки,

ни надежды, что мы станем ближе.

Подошла к концу чуднáя сказка.

Я тебя, наверно, не увижу.

Сколько звёзд-то взошло на небе,

Благодать-то какая, Праведный.

Словно сказка шальная, небыль.

И покой, тишина. Аж завидно.

Что-то шепчет осенний ветер,

и гоняет листья усталые.

Эти звёзды, наверно, светят,

чтоб немножко добрее стали мы.

А зачем мне твои тревоги

и постылые ливни колючие?

Бурой хлябью сметет дороги

и ноябрь нависнет тучами.

Забери меня, боже, на небо.

Я не буду тебе там бременем.

Так устал. Что я был, что не был.

Эти звезды угаснут безвременно.

Капля света покачнулась,

потянулась вниз, но не падает.

Ночью чья-то звезда проснулась.

Смотрит вниз, не летит. А надо ли?

Обморочное состояние,

безысходность дорог нехоженых.

Ведь далёкое расстояние.

Да и жизнь сейчас тревожная..

Просто хочется жить беспошлинно,

не делиться ни с кем одиночеством.

и не стать ни ханжой, ни пошлым мне.

И не знать имена и отчества.