Сергей Гуреев - Мой удивительный февраль. Том 5. Остановись и улыбнись

– Не забывайте, мы пока в Анталии.
– Хотя бы щёлку! Ты скажи, Андрей!!!
– Да что ты суетишься всё, Наталия?
Просила щёлку? Так дыши скорей.

– А нас за лифт не знаешь, не накажут?
– Вас вряд ли, а вот я уже готовлюсь.
– Ой! Завтра в новостях на «Первом» скажут —
«У нас для вас опять плохая новость».

– О! Тянут вниз! Вручную, как положено!
– Как хорошо, что я здесь не одна!
– А что там сверху видно, Лена?
– Боже мой!
– Ура! Открылась!
– Нет, пока стена.

– Да сколько можно?!
– Что же это деется?
– Тут круче приключений не найти.
– Чтоб я ещё?! На лифт?! Пусть не надеются
– Спокойно, дамы, мы уже в пути.

Эпилог

Открылась дверь, как раз пониже пояса.
Полезли мы, стараясь всем помочь,
Чтобы успеть поехать на автобусе
На день рожденья и «турецку ночь».

И только Галя, чуть наморщив бровь,
Молчала скромно, зная всё заранее.
Рост не большой. Зато, какая кровь!
Вот это, понимаешь ли, дворяне!

Да! Это русский, кто без всякой смуты
Едва дышал, но дружбой дорожил.
Не сдался целых двадцать две минуты,
Как будто в лифте эту жизнь прожил!

Ещё три дня! Мы точно не забудем,
Отель в пять звёзд так сильно потрясло,
Что все лифты, где были наши люди,
Колбасило! Бросало! И трясло!

Какая к чёрту может быть апатия?
Свою судьбу в своей держу руке я.
Я завтра же уйду в натуропатию,
Чтоб не служить с сознанием лакея.

Хоть по чуть-чуть, пусть капает из носика,
Вода проточит самый твёрдый камень.
Не мелочитесь просто сесть на ослика,
А погоняйте мощными пинками!

Не становитесь в очередь за веником.
Любой зарплаты никогда не хватит,
Когда снуёшь по жизни коробейником
И строишь замки на песке и вате.

А если, как обычно, не получится,
То лучше сразу перейти на прозу —
В нейрохирурги! Что напрасно мучиться?
Повырезать из всех мозгов занозы!

Какой соблазн! Душа горит и мается,
Ну, как не прикоснуться к этой тайне,
Ведь только тот берёт и не стесняется,
Кто за 100 «баксов», что дают путане.

Я это представляю в лицах,
Как просто выйду на Тверскую,
И весь «ночной букет» столицы
По мне и сохнет, и тоскует.

Зачем я это представляю,
Дрожа в летящем самолёте?
Я так на новости влияю,
О катастрофах, вы поймёте.

Чтоб риск разбиться был отброшен,
И волновались вы не очень,
То нужно думать о хорошем,
Как на Тверскую выйдешь ночью…

Представите картину эту,
И пусть на вас совсем не смокинг…
И страстно ищешь сигарету,
А тут табличка – «No smoking»!

Но если тихо, в туалете
В себя вдохнуть, не выпуская,
То просто счастье, что на свете
Есть эта улица Тверская!

Разрешите вам поведать о себе:
Вот сижу без сигареты на губе,
Весь ответственно на стульчике сижу
Перед вами, как на исповеди. Жуть!

Люди заняты исканием утех,
Люди делятся на этих и на тех,
И кричат при этом разные слова,
Ну а я сижу и думаю о вам.

А народу нынче в зале, погляжу,
Может быть, кому-то всё же угожу.
Кое с кем я даже чуйственно дружу,
Потому я здесь на стульчике сижу.

Так сидеть и думать, в общем, не грешно.
Было б грустно, если б не было смешно.
Для того-то на плечах и голова,
Чтоб исполнить ею что-то мне для вам.
В этой песне мысли, право, никакой,
Можно смело отправляться на покой.
О покое мне б подумать в самый раз,
Но нельзя, поскольку думаю о вас.

Я-то вижу то, что думаете вы,
В этих мыслях вы, естественно, правы.
Ладно б, ночью на поляне при луне,
Чтоб не нужно больше думать вам о мне.

Все ненастья, в общем, что-то там сотрут.
И единственное счастье по утру,
Не смотреть на этот сдувшийся матрас,
А сидеть вот так, и думать мне о вас.

Встал я ночью, и на пробу,
Муза все-таки грызёт,
я подался к гардеробу —
Вдруг сегодня повезёт?

Средь штанов сперва порылся,
и в исподнем опосля.
Милый образ не открылся,
не находится мысля.

Что с того, что щеголяю,
раскудрив свои усы,
раз уже не вдохновляют
ни рубашки, ни трусы?!

Всё прощупал по порядку —
Нет, одежда мне не впрок.
Может всё же за подкладку
завалилась пара строк?

Что купить мне на зарплату?
Толи платьев? Толь мехов?
Чтоб не мучили заплаты
не родившихся стихов?

Кто путал в жизни все дороги?
Кто революций всех творцы?
Я думал – львы и козероги,
А оказалось, что тельцы!

Под блеск пленительной Венеры
Они с Луной обручены.
Черты им многие даны,
Упрямство, эгоизм без меры.

И эти, с виду вроде тёлки,
Такие, вроде слабаки,
Прошлись по нам не как метёлки,
Как разъярённые быки.

Да! Поначалу было слово —
Как философствовал Сократ!
Но отравили, как «корову»,
Софистам-то не верят, брат.

А позже, перестав бояться,
Тельцы за дело так взялись!
Толь отомстить, толь состояться?
Короче, страсти понеслись.

Сначала Медичи Мария,
Травила ядом из кольца.
Что дальше пишет исторúя,
Почти про каждого тельца?

Короны, титулы отринув,
Из грязи – в князи! Взят барьер!
И Кромвель, и Екатерина,
И сам кровавый Робеспьер.

Кого ещё поставить в титры,
Кто быть тельцом имеет честь?
Карл Маркс, Владимир Ленин, Гитлер…
Без комментариев, как есть…

Всё это были повороты,
Что насаждали разный «…изм».
По сути – все перевороты
С кровавым финишем – фашизм.

Пред ними был февраль и Веймар,
Но каждый старт террору дал.
А позже Роберт Оппенгеймер
Ту бомбу страшную создал.

Среди таких вождей встречались
Цари разумные порой,
Но мы-то помним, чем кончались,
К примеру, Николай Второй…

Уж, или делай, иль не делай,
Нельзя же так дразнить гусей…
И роль тельцовая редела,
Последним был Саддам Хуссейн.